Всё так и было…. Александр Дмитриевич Дудин

звоном полетела в угол, разбрызгивая по сторонам Веркино варево.

      – Где сёдни была, где шаталась, с кем встречалась? – продолжил Прокоп, язвительно. Верка, вжав голову в плечи, заойкала, прикрываясь свободной рукой.

      – Да что ты, миленькай, дома была. Сходила, правда, с утра к бабке Пожили́хе, захворала она, почитай месяц лежит, помыть попросила. Ну, я помыла её, да и домой. Вот она и свининки чуток пожаловала, я суп из неё сварила.

      – А Колька, зачем приходил? – продолжил муж допрос, всё сильнее и сильнее сжимая руку жены.

      – Так он за мной и приходил. Пожилиха велела меня позвать.

      – Врёшь! Врёшь, потаскуха! – закричал Прокопий и наотмашь ударил Верку по лицу. Кровь брызнула из носа. Она вырвала руку, освободившись от мертвой мужниной хватки, и упала на пол, прикрывая голову обеими руками.

      Соскочив с места, Прокопий яростно стал пинать босыми ногами её скорченное тело.

      Нервы мои не выдержали. Я всё терпел от Веркиного мужа: пинки, шлепки и всякого рода унижения, – но снести такое изуверство в отношении беззащитной женщины не мог. С разбегу я решительно набросился на него, схватил зубами за ногу и стал её трепать в разные стороны. Кровь забрызгала из прокушенной и́кры. Прокопий заревел благим матом, выдернул ногу и, попрыгав кузнечиком, по-мальчишечьи проворно вскарабкался на печь, по пути перевернув скамью, со стоящими на ней вёдрами с водой. Вода разлилась по всей избе. Верка обхватила меня обеими руками и, прижав к груди, запричитала:

      – Родненький мой, спаситель мой, – она грозно посмотрела в сторону мужа и, крепко сжав кулак, погрозила, – вот так тебе, ирод окаянный. Тапереча не будет тебе свободы надо мной изгаляться! Тапереча и у меня есть своя крепость, свой защитник.

      – Да, ладно тебе, – промямлил Прокопий с болью в голосе и, постанывая, продолжил перевязывать израненную ногу белой стираной портянкой, разорванной на полоски.

      Верка встала и, обмыв из рукомойника лицо, ласково меня позвала:

      – Пойдём, Трезорка, я тебя покормлю. Сегодня у тебя суп с мясом, а этот супостат пусть голодом сидит. Такая ему наука будет.

      С этого дня Прокопий присмирел. Он не позволял больше себе злобствовать, обходил меня стороной и Верку не трогал. Я начинал угрожающе рычать, как только он повышал голос. Почувствовав опасность, Прокопий переходил на полушёпот, продолжая разговор тихо-тихо, с благоговейным трепетом.

      ДВА КОРОТКИХ, ОДИН ПРОТЯЖНЫЙ…

      1. Пролог.

      Утро началось с очередного «вселенского» скандала. Арина Бутько, на чём свет стоит, костерила расхожими словами свою соседку, Азу Самуиловну Фридман:

      – Ну, шо ты будешь дилать, опять оця куря мне всю грядку зруйнувала, – кричала она, размахивая соседской несушкой, схватив её мёртвой хваткой за основание крыльев. – Аза, чтоб тоби, пойди до мэ́не. Глянь, шо твои куры сотворили с моим огородом. Яка птыця скаженная!

      Из окна соседнего дома выглянула Аза Самуиловна – дама забальзаковского возраста. Её голову венчала копна