В тени императора. Братья Рюриковы

пожимая руку: «Павел Иванович, мы рассчитываем на вас. Продолжайте учебу. После выпуска из училища и присвоения звания младшего лейтенанта будете направлены на Северный флот. Нам там нужны верные, преданные Родине люди».

      Двойственные чувства овладели Павликом. Он понимал: прощай, загранка, прощай, вольная жизнь, прощай, теплый океан. Здравствуй, холодное Северное море, здравствуй, безжалостная флотская дисциплина.

      С другой стороны, он испытывал ни с чем не сравнимое чувство облегчения. Удалось избежать сурового наказания, пусть даже ценой предательства. Да и перспективка вырисовывалась: покровительство могущественного ведомства поможет быстро сделать карьеру. Нравственная сторона вопроса молодого человека не интересовала. Однако психологическую травму он получил. Навсегда в его сознание впечаталась семьдесят восьмая статья Уголовного кодекса РСФСР.

      Кроме того, у Павла в течение многих лет любые часы вызывали настоящую идиосинкразию – он не переносил вида часов, тиканья часов, само движение стрелок было ему неприятно.

      Вечером юноша впервые напился до бесчувствия. Отец и мать встретили узника празднично накрытым столом, в центре которого стояла внушительная бутылка – дорогой 45-градусный джин «Капитанский» с якорем на этикетке.

      «За тебя, Павлуша. За тех, кто в море», – трезво произнес отец и налил сыну целый стакан.

      Павел особой тяги к спиртному вообще-то не имел, но в этот день ему требовалась встряска. Крепчайший джин был частью педагогического замысла старшего Солнцедарова, который не хотел, чтобы Павлик пошел по его стопам, стал пьяницей. И решил напоить сына так, чтобы навсегда вызвать у него отвращение к спиртному. Мать против эксперимента не возражала.

      Отец добился своего: больше двадцати лет Павел не пил джин. Его мутило даже при виде бутылки с названием этого напитка. Правда, результат эксперимента, как это часто бывает, оказался непредвиденным: Солнцедаров-младший с тех пор с удовольствием употреблял любые другие спиртосодержащие жидкости всех цветов, оттенков и градусов.

      Впереди оставался последний год учебы. В дальнейшем, когда Павел пытался вспомнить это время, он словно проваливался в какую-то черную дыру.

      В стране бушевала Перестройка. Демократически настроенные и доверчивые граждане выходили на митинги. Предприимчивые товарищи открывали кооперативы. Гремели смелые лозунги: Гласность! Независимость! Свобода!

      Чего-чего, а свободы Павел ощутить никак не мог. Его угнетала подписка, данная подполковнику Пестелевичу. Он боялся. Боялся, что о его тайной миссии станет известно однокурсникам, что во время сна в казарме он случайно проговорится, выдаст тайну.

      Бывшие одноклассники с трудом признали бы в этом осунувшемся, бледном, с погасшим взглядом молодом человеке прежнего любимца публики, заводилу, весельчака.

      Павел делал всё автоматически. Без энтузиазма грыз гранит морской науки, ходил в наряды, готовился к выпускным экзаменам. Не было больше самоволок, танцплощадок, девушек из кулинарного училища,