Пятое время года. Избранное. Ринат Валиуллин

утра.

      – Проводить?

      – Да не, не люблю.

      – Хорошо тебе. Я тоже когда-то не любил.

      – А теперь? – разливал чай по чашкам Клим.

      – Другая.

      – Не нравится, что вы больны, мне нравится, когда здоровы, – сделал он ремикс на известную строку. – Хотя с твоим гаремом это нормально.

      – Ты не понял, сплю с одной, а люблю другую.

      – У меня нет такой силы воли. Спать без любви – последнее дело.

      – Последнее дело – без любви просыпаться, – взял я из вазочки засохшее печенье, закусил и вспомнил дога в доме Катрин.

      – Ты картины с собой берёшь? – спросил Клима.

      – Со своими дровами в лес?

      – Ну, если Париж считать лесом. Не боишься здесь оставлять свои шедевры?

      – Мои шедевры всегда со мной, – прикоснулся он указательным пальцем к своему широкому лбу и протянул мне ключ. – Чем богаче воображение, тем сложнее его ограбить.

      А

      Вечером я зашёл к себе на почту. Было несколько спамов и одно письмо от Алисы, очень эмоциональное:

      Привет, Алекс.

      Мне трудно, я даже не знаю, с чего начать, но попробую… Запуталась в себе, потеряла цель, не знаю, для чего жить. Спасает музыка: капает где-то вода, это любимый альбом. Зарываюсь в себя, прежнюю, на великое никак не решиться, мелкое собралось в морщины. Не хватает чего-то светлого, тёплого, чьей-то поддержки. Хочется вылить слезу, а она застряла внутри одной большой каплей. Застыла. Плачет уже четвёртая песня альбома в фарфоровое ухо раковины. Туда как всегда и выскажусь: мне мало мира. Однако не хочется выходить из дома, за дверью ещё более тесно, там стоит он, тот, которого я так сильно любила. Боюсь жить и теряюсь в себе, путаюсь!

      Я постоянно путаюсь… столько хочется сделать, но подавляют эмоции, сбивая меня с пути. Я стала злая и грубая, настоящая только в раковине. Там и прячусь, иначе сойду с ума. Я слушаю, как капает на фарфор вода, а меня слышать некому. Разве что только тебе.

      Извини, если не вовремя.

      Алиса.

      Я не знал, что делать с чужой болью, которая требовала очередной дозы утешения. Хотелось как-то взбодрить, ответил коротко:

      «Никогда не думай о себе плохо! Ты лишаешь пищи остальных. Позвоню тебе завтра».

* * *

      Утром я позвонил:

      – Привет, Алиса!

      – Привет!

      – Как прошли твои танцы?

      – Всё отлично. Танцы и музыка – вот что спасает меня от тоски.

      – Значит, всё не так уж плохо. А то у меня до сих пор мурашки от твоего вчерашнего письма.

      – Извини, наболело.

      – Чем занимаешься?

      – Лакирую свою привлекательность.

      – В красный?

      – Откуда ты знаешь? – удивилась она в трубку.

      – Хочешь, ещё расскажу!

      – Жажду!

      – Губы покрыла красным, чтобы закрасить места поцелуев. Навела тени, загладила кремом усталость воспоминаний.

      – Кошмар, ты за мной следишь?

      – Потом подвела глаза, чтобы те тебя никогда больше не подводили. Тушью стёрла с ресниц пыль разочарований. Расчёской поправила волосы, разглаживая фибры