Райские песни. Дорога. Елена Крюкова

шестикрыло в Серафимью пургу,

      Дай мне, Боже, дай силы, добегу, добегу,

      Я смогу, я настигну мой последний вагон,

      Втащат за руки, гигнут, засвистит мой Харон,

      И присунут ко рту мне горло фляги чужой,

      И я сделаю жадный глоток мой большой,

      Выпью жизнь мою, Мiръ мой и родимую смерть,

      Время, ты умираешь, а мне – не посметь,

      Но я знаю: случится, вот сегодня, сейчас,

      Поезд мчится, молиться надо горечью глаз,

      Вы глаза-мои-рыбы, уплываю, плыву,

      Неба мощную глыбу, как ребёнка, зову,

      Ноги ставлю на буфер, ближе к сердцу суму,

      И гляжу, как столица улетает во тьму,

      Я метелями плачу, фонарями горю,

      Нищей речью горячей о любви говорю,

      Этот поезд последний, рельсы рыб солоней,

      Я последней обедней, я безумней огней,

      Я в пургу улетела, не вспомянь, не жалей,

      На последний – успела ночью смерти моей.

      Глоток огня

      Трясёт. Окна натянут белый холст.

      Я кисть руки во пламя окунаю.

      Гори, огонь. Гори! До самых звёзд.

      Когда конец дороги – я не знаю.

      Я бьюсь; я бью. Горит набата медь

      И вспыхивает патиной зелёной.

      Мне эту колокольню не посметь

      Поцеловать последним стоном-звоном.

      Трясёт. Как холодно! Эй, чахлый проводник,

      Вергилий нищий, железнодорожный,

      Неси нам чаю! Весь народ приник

      Устами к жару, к заводи острожной.

      Мне – исповедь попутчикам шептать.

      Они мне тоже каются нелепо.

      Стоп-крана полыхает рукоять.

      Варёной курицею пахнет, кислым хлебом.

      Из банки тянет терпкой черемшой…

      Лицо мокро. Слеза горчит полынью.

      Мне жизнь-Сибирь казалась мощною, большой.

      Вдохнула, выдохнула – нету и в помине.

      О, как трясёт! Терпи, родной народ!

      По рельсам, а сдаётся – по ухабам!

      Булыжники, щебёнка, сизый лёд,

      Колода карт рассыпана лукаво…

      Ну что, мы переплыли нашу казнь!

      Конечной станции фонарь перелетели!

      Мы – голуби, мы перья, дым и рвань,

      Застиранная тряпка колыбели…

      Трясёт?! Терпи! Засмейся! Напишу

      Я твой портрет, народ родной и сирый!

      Я над холстом зимы едва дышу,

      Малюю кровью землю полумiра!

      Проехали мы наши времена,

      Его долины, войны и откосы.

      Огнём судьбина наша крещена.

      И пламена гремят, а не колёса.

      И мы лишь люди, – где там божества!.. —

      Звериные, немые, рыбьи, птичьи,

      Мы научились говорить едва,

      Теряя междузвёздное обличье,

      А уж восходит Солнца лютый лик,

      Луна пылает чашею цикуты,

      А нам кричит тщедушный проводник:

      Стоянка, люди, лишь одна минута!

      Застыньте!.. Нет, болтайте, пейте чай!

      Рассыпьтесь семечками, перцем, облепихой!

      Рыдайте!