Нескучное чтиво. Александр Борисович Герасин

их не выгоняли. Помню, как один из них однажды опоздал на лекцию к светилу отечественной теории электрических цепей профессору Купаляну, который обычно не пускал на лекции опоздавших, воспринимая опоздание как оскорбление не только для себя, но и, главное, для всей теории электрических цепей. Тогда прошло около пяти минут лекции. Профессор уже успел занять своими закорючками-формулами существенную часть расположенной около кафедры большой чёрной доски. Вдруг открылась также расположенная около кафедры дверь в аудиторию и вошёл один из двух наших монголов. Не задавая лишних вопросов, широко улыбаясь, он спокойно пошёл мимо кафедры и Купаляна, выискивая глазами в аудитории подходящее свободное место. Уважаемый профессор сначала застыл с мелом в руке на вычерчивании очередной своей закорючки, но затем, взяв себя в руки, с приторной вежливостью спросил: «И где же это вы были?»

      – Лошадь поил, – ответил за опоздавшего голос из зала.

      Зал задрожал от смеха, но Купалян ещё думал, как достойно выйти из положения. Помог опять голос из зала.

      – Не стоит связываться с МИДом

      – Пожалуй, вы правы, – кивнул головой профессор и под затихающий смех зала продолжил своё граффити.

      Одним из наиболее ярких для меня событий студенчества была поездка после первого курса на целину в составе целинного отряда МЭИС, в который девчонок не брали. В заполненном студентами-целинниками из разных московских вузов поезде нам раздали целинную форму, которую в прошлые годы студентам-целинникам не выдавали. Своим покроем и светло-зелёным цветом форма по тем временам была очень похожей на военную. Когда мы в ней выскакивали на перроны промежуточных станций, то от местных жителей часто слышали вопрос: «Кто вы такие?». Мы тут же под «большим секретом» сообщали, что в поезде едет специальная воинская часть на помощь нашим вьетнамским братьям.

      На целине в Казахстане мы должны были в Кургальжинском районе между совхозами «Имени Двадцатого Партсъезда» и «Сарыузинский» построить восемьдесят километров линии связи из двух проводов, державшихся на деревянных столбах.

       Для нашего отряда из, примерно, двадцати человек на середине этой линии в полупустыне около небольшого озера установили две большие брезентовые армейские палатки. Днём в них нельзя было находиться из-за жары, а ночью в июне и в конце августа было так холодно, что спали, натягивая на себя все взятые из дома одёжки. Из озера мы брали питьевую воду и в нём же мылись. Поскольку в баню нас свозили только один раз, у многих появился фурункулёз, о котором, как потом выяснилось, все стеснялись говорить.

       Три жарких летних месяца мы обрабатывали столбы антисептиками и затаскивали потом в ямки, выдолбленные нами ломами и лопатами в каменистой пустыне, крепили на установленных столбах провода. Работали практически все честно, понимая, что, если будешь «филонить», то кому-то придётся работать больше. Нам, ведь, сказали, что домой уедем только после сдачи линии в эксплуатацию.