Кроме шуток. Сара Нович

ее травят медленно действующим ядом, каждая новая доза которого усиливает эффект предыдущей. Тем не менее она все игнорировала, в том числе тот факт, что игнорируют ее саму, пока однажды вечером, спросив Мэл, что та хочет на ужин, и получив в ответ только сердитый взгляд, она не взорвалась.

      Да что за хрень! – закричала она. И рассмеялась, как было ей свойственно, когда ситуация становилась такой невыносимой, что она не могла реагировать иначе, – в таких случаях она хохотала, выпучив глаза, что придавало ей немного шальной вид, хотя Мэл утверждала, будто считает это милым. Фебруари смеялась не для того, чтобы изобразить истерику и вызвать к себе жалость – на это ей не хватало актерского таланта; но Мэл подняла взгляд от стопки бумаг, и в конце концов нежность, наполнившая ее глаза, начала выплескиваться через край, пока она тоже не заулыбалась, хоть и не настолько безумно.

      Иди сюда, – сказала Мэл.

      Фебруари, теперь уже тяжело дыша и чувствуя спазм в животе, подошла и положила голову к Мэл на колени. Та поглаживала ее по лбу, пока она не успокоилась.

      Господи, – сказала Фебруари через некоторое время. – Подумать только: все, что нужно было сделать, чтобы ты снова меня полюбила, – это пережить нервный срыв.

      Я всегда люблю тебя, Феб. Это не отключается. В том‐то и проблема.

      Я знаю, – сказала она.

      Некоторое время они сидели молча, как часто делали после крупной ссоры, ожидая, когда пройдет неловкость от осознания того, что они обнажили друг перед другом свои самые уродливые стороны, что они вели себя как дети.

      Как дела на работе? – отважилась спросить Фебруари.

      И тут плотину прорвало. Они были так заняты ссорой, что им не хватало времени на разговоры, и теперь нужно было многое наверстать. Мэл подробно рассказала о последних исках, которые рассматривались в суде по семейным делам, один хуже другого. В некоторых случаях речь шла о жестоком обращении с детьми или о домашнем насилии, но те истории, которые пугали Фебруари сильнее всего, были еще мрачнее – они заставляли ее гадать, не ухудшает ли ситуацию вмешательство суда в частную жизнь. В отношении работы Мэл была толстокожей – в отличие от Фебруари, которая всегда и поражалась, и завидовала беспечности, с которой Мэл могла об этом всем говорить.

      А ты как? – спросила Мэл. – Как новый курс?

      Да вроде хорошо. Приятно вернуться к преподаванию.

      А девочка Серрано?

      Еще слишком рано что‐то говорить, – сказала Фебруари.

Ухо против глаза: мифология глухих

      Эльдоглядо – понимаете, в чем суть?

      Утопический мир в культуре носителей жестового языка называется Эльдоглядо, потому что это общество, которое ставит во главу угла зрение, а не слух, как принято в реальности.

      В мире глухих очень популярна легенда о стране, где люди пользуются жестовым языком и все рассчитано на визуальное восприятие. В одних рассказах слышащие составляют меньшинство и учат язык большинства, в других