Кто стрелял в президента. Елена Колядина

брови и на мгновение задумалась.

      – А с какой средой? – наконец решилась спросить она, сосредоточенно изучая расцветку курток и штанов.

      – Которая после вторника, – смешно пошутил Серега.

      – А! – Люба радостно заморгала. – Поняла. Чтоб с грозовыми облаками сливаться? С лужами осенними?

      – Вроде того, – несколько обидевшись на «лужи» согласился Дёмыч.

      – С мозгами на взлетке, – напустил грубость Серега. Ему очень хотелось намекнуть, как опасна и тяжела работа по вышвыриванию клиентов из люка самолета.

      Эта болтовня внезапно разархивировала детское воспоминание, от которого щиколотки Любы мелко задрожали.

      – Чего ногами-то сучишь? – заинтересовался Демыч.

      – Я? – Люба смотрела перед собой.

      Так вот, вот почему завязала она этот разговор! Такой же грязно-серой маскировочной расцветки была стена одного из корпусов пионерского лагеря «Искра», под крышей которого слепили гнезда ласточки. Люба ясно представила плесневелый силикатный кирпич с потеками ласточкиной жизнедеятельности. И неожиданно – ей-то казалось, она о том лете и думать забыла, сто лет не вспоминала – увидела, как рабочие сбивают костлявыми жердями ласточкины домики.

      Одни гнезда, отлепившись от стены, падали целиком, как крошечные дирижабли. Другие разваливались на бугристые черепки и, не в силах подхватить вываливающихся птенцов, летели вниз с безысходностью работника Белозерского рыбзавода, не выплатившего кредит.

      Нападение на птичьи гнезда произошло аврально, неожиданным трудовым натиском. Люба, сидевшая на земле под деревом, – к ужину необходимо было выложить сосновыми шишками название их отряда «Смелый» и напорошить толченым мелом девиз «Смелого пуля боится, смелого штык не берет!» – опомнилась, лишь когда мертвые птенцы оказались на растрескавшейся асфальтовой дорожке.

      Некоторые девочки отряда «Смелый», шагая по дорожке в столовую, непременно загадывали пройти так, чтобы не наступить ни на одну из трещин. Считалось, что таким образом сбываются загаданные желания. Любу это возмущало. Если бы она, Люба, могла ходить, то по любому делу ходила бы только маршем! Потому что если носишь гордое имя «Смелый», не имеешь права трусить. А все приметы – проявления трусости! К тому же, приноравливаясь к суетливому чередованию асфальтовых щелей и щербин, девочки мелко семенили или, наоборот, широко выбрасывали ноги. Это сбивало строй! «Старый барабанщик, старый барабанщик, старый барабанщик крепко спал. Он проснулся, перевернулся, всех фашистов разогнал», – Геннадий Павлович Зефиров, поднимая утром дочку, крепко вытянутыми пальцами отбивал по краю кровати эту отважную речевку. А иногда, особо разойдясь, брал легкие ступни согнутых в коленях Любиных ног в свои руки и, поднимая и опуская, изображал маршировку, все так же бодро призывая старого барабанщика наконец, проснуться и перевернуться. Люба смеялась, а Надежда Клавдиевна кричала: «Гена, осторожно!». Что и говорить, Люба любила строй. Особенно в той его части,