Любовница ветра. Михаил Сиреневый

Артур знал, что первый опыт Максима был с привокзальной проституткой: «которая всё делала сама, и у которой изо рта пахло ментоловой жвачкой и хроническим тонзиллитом».

      – И чем я похожа?

      – Внешностью и поведением вылитая любовь моей юности. Возраст такой же, каким он сохранился в моей памяти, но стоит мне заглянуть в твои глаза, и я понимаю, что между вами пропасть, как между девственным дитя и прожжённой путаной.

      Настя потупила взгляд. Рукав пальто, закрывающий всю ладонь, кроме пальцев, почесал кончик носа и стёр очертания былой улыбки.

      – Прости, если задел тебя, – Максим почувствовал, что перегнул, и испытал к ней жалость.

      – Меня трудно задеть.

      «Ах так!», – и вот от только что появившейся жалости не осталось и следа, как снисхождение к бездомному щенку, укусившему протянутую для поглаживания руку, которое обернётся ударом.

      – Как бы то ни было, дело не в тебе, а в человеке, воспользовавшимся тобой, как вре́менной игрушкой.

      – Я бы его и человеком-то не назвал, – подключился Артур в предчувствии первой крови.

      – Знаешь, если бы у меня была младшая сестра или дочь, и если бы с ней случилось что-либо подобное, то я, вне всякого сомнения, обезумел от гнева, зная, что эта скотина спокойно живёт свою жизнь, спит, вкусно ест, забирает детей из школы. Неужели у тебя не нашлось ни одного такого человека?

      – Я бы даже ради незнакомой девочки, попавшей в такую ситуацию, расшибся в лепёшку.

      – Не пойми неправильно, мы не хотим тебя обидеть. Я и Артур не святые, но для нас всё это дико.

      – Абсолютно неприемлемо.

      – Вижу, что ты хороший и открытый человек, но неужто у тебя никогда не было мысли отомстить ему?

      Глаза девочки намеренно прятались за шторами светлых волос, свисающих к лицу из-за склонённой головы.

      – Я старалась не думать об этом…

      – Солнце, от себя не уйдёшь.

      – Максим прав. Стереть память не получится, но из любой ситуации нужно стараться выжимать максимум выгоды.

      – А что я могла сделать? Сказать родителям боялась, пойти в полицию ещё страшнее. Он очень влиятельный человек – какой-то там заместитель социал-демократической партии «Свободная и общенародная Россия» и близко связан с правоохранительными органами, вроде бы раньше там работал.

      – СИОР. Помнишь, Макс, в прошлом году у нас в хостеле листовки раздавали, второе место по количеству голосов в итоге заняли.

      – Мне бы никто не поверил, а он наверняка это просто так не оставил, – Настя становилась эмоциональнее, что играло парням на руку.

      – Так бы оно, скорее всего, и произошло.

      – Мы не осуждаем тебя и не имеем на это никаких прав.

      Это напоминало передачу эстафеты, голоса, вызывающие сомнение, обиду, страх, боль, перескакивали шариком для пинг-понга от одного уха к другому. Однако разговор Настю приятно удивлял: неосознанное прошлое, которое из когда-то тайны превратилось в шутку, вновь становилось важным, и важным не только для неё. Агрессия Артура становилась её агрессией