Фабиола или Церковь в катакомбах. Повесть из эпохи гонения христиан. Нил Виземан

божественного императора, чтобы их жизнь была самая тяжелая, должна быть исполнена, но они никогда не жалуются и считают это справедливостью.

      – Не могу согласиться, чтобы такая справедливость нравилась кому-нибудь, – сказала Фабиола, – но странно! Какой это должен быть удивительный народ! Мне очень хотелось бы знать, откуда проистекает это побуждение или причина такой глупости и неестественного бесчувствия христиан.

      – Кальпурний, без сомнения, объяснит нам это, – сказал Прокл шутя, – потому что он философ и может говорить по целым часам о каком-нибудь предмете, начиная от Альп и кончая антиподами.

      Кальпурний, задетый за живое и, чувствуя себя в центре внимания, серьезно отозвался:

      – Христиане, – начал он, – принадлежат к чужестранной секте, которую основал несколько веков тому назад известный халдейский учитель. Учение его было перенесено в Рим во время Веспасиана двумя братьями, по имени Петр и Павел. Некоторые ученые доказывают, что эти братья-близнецы назывались евреями – Моисеем и Аароном, младший из них купил у брата право первородства за козленка, кожа которого была ему нужна на перчатки. Я не ручаюсь за достоверность того, что записано в мистических книгах жидов, но там сказано, что один из этих братьев, видя, что жертвы, приносимые братом, предвещали ему счастливую будущность, убил его, как наш Ромул Рема, с тою разницей, что для этого убийства он употребил ослиную челюсть, за что царь Мардохай Македонский, по просьбе своей сестры Юдифи, велел повесить его на виселице в 50 футов вышины. И так Петр и Павел, как я сказал, пришли в Рим; Петр был признан невольником у Понтийского Пилата и по приказанию своего господина был распят на кресте в Яникуле. Их ученики, которых у них было немало, приняли этот крест за символ своей веры и теперь молятся ему. В виду этого они считают за величайшее счастье страдать и переносить насмешки и даже позорную смерть, как лучший способ уподобиться своему учителю. Они говорят, что соединятся с ним в каком-то месте за облаками.

      Такое извращенное понятие христианства все слушали с большим удовольствием, за исключением двух лиц: молодого воина, который обратился к Агнессе с выражением жалости на лице и как бы спрашивая ее, должен ли он отвечать этому глупому человеку или только смеяться над ним и его словами. Агнесса поняла это и, приложив палец к губам, умоляющим взглядом просила его молчать.

      – Из всего этого видно, – отозвался Прокл, – что термы скоро будут окончены и, что вследствие этого нам, в недалеком будущем, предстоит много удовольствий и потех. Не слыхали ли вы, Фульвий, придет ли божественный Диоклетиан на открытие этих бань?

      – Несомненно. В честь этого открытия будут устроены чрезвычайные забавы и общественные игры, и нам не придется долго ждать этих удовольствий. Говорят, что в Нумидию послан приказ о доставлении в Рим львов и леопардов перед началом зимы…

      При этом он быстро повернулся к соседу и, смерив его проницательным взглядом, прибавил:

      – Такому храброму воину, как ты, Севастиан, должны нравиться