Фабиола или Церковь в катакомбах. Повесть из эпохи гонения христиан. Нил Виземан

уверен. Подарок драгоценных сокровищ более всего занимал его мысли, но он не знал ни одного молодого римлянина, который бы обладал такими сокровищами. Кажется, посещая каждый день лучшие лавки, он мог бы слышать об этом… Но вдруг у него мелькнула мысль, что Фульвий получавший каждый день из-за границы лучшие ювелирные вещи, мог быть тем человеком, который подарил Агнессе упомянутые сокровища. Далее он заметил, что этот чужестранец бросал на нее пламенные взгляды и с каждой минутой все больше убеждался, что Фульвий горячо любит Агнессу. Уверившись в этом, он решил во что бы то ни стало воспрепятствовать этому союзу и предупредить Фабиолу, рассказав ей о своих догадках.

      Но мы должны ненадолго оставить наших гостей, чтобы вернуться к Сире в тот момент, когда она оставила комнату своей госпожи и явилась к Ефросинии, обливаясь кровью. Благодушная мамка испугалась и вскрикнула при виде ее раны, но узнав, кто нанес ее Сире, стала рассуждать:

      – Бедная девушка, – сказала она, промывая и перевязывая рану, – но чем ты вызвала такое наказание? Должно быть, эта рана изрядно болит, бедная Сира, но ты, вероятно, очень сильно провинилась, если вызвала такой гнев у своей госпожи. Да, нехорошая рана, и ты, верно, ослабела от потери крови. Выпей-ка вот это, оно подкрепит тебя… Без сомнения, наша справедливая госпожа вынуждена была наказать тебя… Видно, ты заслужила это…

      – Да, – отвечала Сира, – я виновата, я не должна была спорить с моей госпожой.

      – Спорить!? О, боги! Слыхал ли кто-нибудь, чтобы невольница спорила со своей госпожой! Даже сам Кальпурний не осмелился бы спорить с нею… Неудивительно, что она разгневалась и поранила тебя. Этот случай надо утаить, чтобы никто о нем ничего не знал. Нет ли у тебя красного шарфа или платка, которым можно было бы прикрыть перевязку? У твоих подруг есть много подобного добра…, но ты, кажется, думаешь не об этом? Ладно, поищем.

      С этими словами она пошла в помещение, где жила Сира, открыла ее сундучок и порывшись в нем, достала богато расшитый красный платок из дорогой ткани. Сира покраснела почти, как тот платок и просила не принуждать ее носить такую дорогую вещь, тем более, что платок этот служил ей памятью ее лучшего прошлого и она старательно прятала его от чужих глаз. Но Ефросиния, желая скрыть происшествие, была неумолима, и платок был наброшен на Сиру, укрывая ее раненую руку. После чего Сира удалилась в маленькое помещение, где происходили встречи старших невольниц со своими друзьями, расположенное напротив комнаты сторожа.

      Она держала в руке корзину, покрытую скатертью. Едва только она вошла туда и остановилась у входа, как послышались шаги. Это была девушка лет шестнадцати – семнадцати, одетая очень бедно, но чисто. Она бросилась навстречу Сире и обняла ее с такой радостью и сердечной привязанностью, что глядя со стороны трудно было догадаться, что глаза этой девушки никогда не видели света.

      – Садись, моя дорогая Цецилия, – сказала Сира ласково, подводя ее к скамье, – сегодня я принесла тебе необыкновенный ужин и ты с удовольствием поешь.

      – Но ведь ты меня