Журавлик по небу летит. Ирина Кисельгоф

Вы знаете?

      – Знает, – вместо мамы ответила я. – А мне стул? Я тоже, между прочим, женщина.

      – Лиза! – умоляюще воскликнула мама.

      – Молодец! – восхитилась Елена Анатольевна.

      А секретарь ученого ничего, хоть и воображает.

      – Садись, маленькая женщина, – очнулся Сергей Николаевич, подвигая мне стул.

      – Ха! – из тьмы коридора выпал Мишка. – Давай на кухню помогать, маленькая женщина. Надо пироги таскать.

      Я объелась вкуснющими пирогами так, что чуть не лопнула. Мишкина мама оказалась волшебницей от кулинарии. Нам с Мишкой накапали вишневой наливки, и я опьянела – то ли от вина, то ли от обжорства, то ли от непривычного, радостного шума, то ли от странных историй, рассказанных Мишкиной бабушкой. Я слушала ее и заслушалась. Ее речь была непривычной, старинной, певучей, а люди и вещи необычные, даже фантастические, совсем не такие, как в жизни. Я и не заметила, как Мишкина бабушка распалила тоску и сожгла ее в трех сказочных печах – железной, кирпичной и медной. Я вдруг узнала, что тоска так близко, что ее можно даже потрогать. В моей голове посреди черного поля и черного неба неожиданно выросло огромное дерево прямо под лунем Господним, рогатым месяцем с двумя золотыми ножками. Ни ветерка, ни дуновения, а дерево шумит и шумит всеми своими листьями, горюет, тоскует, печалится. Будто поет песню тихую и безрадостную, такую жалобную, что плакать хочется. Я погладила поникшие листья ладонью, они впились в меня крошечными, острыми зубками. Я отдернула руку, а тоска меня уже укусила, успела. Въелась в мои легкие, сердце и кровь. Так дерево одним листочком отрезало мне свой маленький кусочек грусти. Я этого совсем не хотела.

      – А я и не знала, что у тоски есть свое дерево, – зачарованно сказала я.

      – Тебе и не надо знать, – засмеялась тетя Мила. – Рано еще.

      – А это обязательно? – Во мне шевельнулся страх. – Ну, узнать потом… Разве у всех так?

      – Как повезет, – улыбнулась Мишкина бабушка.

      Я вдруг подумала о маме. Ее дерево тоски выросло давным-давно, и я не знаю, кто его посадил. Во мне тоже живет маленький кусочек грусти, я знаю почему, только думать об этом не хочется. Вот так тоска стала в моем воображении реальной вещью из живого дерева. А дерево можно сжечь хоть где, это все знают.

      – Мам, мне чудится, будто я знаю их всю жизнь, – сказала я.

      Мы лежали в темноте и молчали. Не знаю почему. Может, потому что редко бывали в гостях.

      – Да, – согласилась мама.

      – Тебе тоже?

      – Да. Давай спать.

      – Давай, – вздохнула я.

      Я повернулась спиной, мне было грустно. Мама обняла меня, и мы долго не могли заснуть. Уверена, мама думала о том же, о чем и я. У нас с ней самая лучшая семья, но такая маленькая, что будто и нет.

      Мила

      К о мне пришла в гости Бухарина. Это ее фамилия по мужу. Еще до замужества я переименовала ее благоверного в Троцкого. Не специально, просто срифмовалось само собой. В общественном сознании это имя закрепилось за ним сразу же, даже среди его друзей –