Санитарный на станцию «Любовь». Григорий Жадько

вуалью. Я чувствовал по походке, как она напряжена. Руки ее отчаянно сжимали собранный зонтик. Она ни взглядом, ни поворотом головы не обозначила, что ей интересна пролетка, в которой я сидел. Кого-то увидев, она раскланялась и пошла совсем в другую сторону. Я недоуменно проводил ее глазами. Наконец, Захарыч, тяжело кряхтя, забрался на облучок и все выяснилось.

      – Поступила команда отъехать, – проговорил Захарыч, не оборачиваясь и подбирая вожжи. – Тут слишком людно. Мария Александровна изъявила желание, чтобы вы ее забрали у детской веранды. Там за деревьями, – возница показал рукой. – Она сама подойдет.

      Я изнывал от нетерпения, но пришлось подчиниться. Мы встали за большим раскидистым деревом. Веранда была увита плющом и почти пуста. В ней, сам с собой, играл, оловянными солдатиками маленький мальчик, одетый в матросскую форму. Я засмотрелся. У меня тоже в детстве были такие. Золотые кудряшки мальчика, милый курносый нос! Как это было давно и было ли?!

      Неожиданно пролетка скрипнула, подалась вниз и в нее легко, как ветер, забралась Маша. Не успел я открыть рот в восторженном приветствии, как она, молча и строго, поставила мне пальчик в белой перчатке к губам.

      – Тс-сс! Все потом! – шепнула она. – Потом мой милый Миша! Но взгляд ее горел нестерпимым пламенем. Как он испепелял меня! Это был волшебный, восхитительный блеск прекрасных женских глаз, спрятавшихся в тени, под длинными ресницами. Я замер, окаменел на взлете! Моя душа рвалась, готова была взорваться, но обстоятельства были сильней наших чувств!

      Закрывшись зонтиком, как мышка, Маша спряталась в глубине пролетки. Все эти предосторожности были не лишними. Только когда мы отъехали на порядочное расстояние и остались на дороге одни, она собрала зонтик и мягко прильнула ко мне. Я поцеловал ее так продолжительно, что кажется, умер. Я бы может, еще целовал, но она начала нетерпеливо колотить меня кулачками по спине.

      – Que vous faites! (Что вы делаете. фр.) С ума сойти! – проговорила она, воодушевленно и восторженно, переводя дыхание. Лицо ее зарделось, а глаза сияли чистым умытым блеском в тени кожаного верха.

      – За все дни отсутствия! – прошептал я с улыбкой и, взяв ее ладошку, начал снимать белую перчатку. Потом прикладывал каждый пальчик к своим губам и, целуя, говорил:

      – За папу, за маму, за братика, за сестричку!

      Маша светилась от радостного возбуждения, счастливая улыбка не покидала ее лица.

      – Давайте уж тогда манную кашу, – лукаво предложила она.

      – А нету!

      – А ищите. Ничего не знаю. Хочу!

      – Сто лет не пробовал ее, но все в наших силах – желание барышни закон!

      – Шучу! Шучу! – она осторожно выглянула из пролетки. – И куда мы собрались?

      – Просто едем – пока не знаю.

      – А у меня для вас сюрприз! – воскликнула она весело.

      – И какой?

      – Я вчера ходила… ходила, думала…

      – И что в итоге?

      – Представляете,