Движущиеся картинки. Терри Пратчетт

зашумел-с, – сказала госпожа Герпес. – Поэтому она рассказала мне, ваша светлость, как-с и‑с полагается-с.

      – Как звучал этот шум, Ксандра? – спросил казначей так ласково, как только смог.

      – Пожалуйста, сэр, он звучал как-то вроде… – она закатила глаза, – «вумм… вумм… вумм… вумм… вуммвуммвумм ВУММВУММ… плиб», сэр.

      – Плиб, – очень серьезно повторил казначей.

      – Да, сэр.

      – Плиб-с, – эхом отозвалась госпожа Герпес.

      – Это он так в меня плюнул, – пояснила Ксандра.

      – Исторг слюну-с, – поправила ее госпожа Герпес.

      – Как я понимаю, один из слонов выплюнул маленький свинцовый шарик, – сказал казначей. – Это и был, э‑э, «плиб».

      – Вот как, – сказал аркканцлер. – Я не потерплю, чтобы всякие там горшки в людей харкались.

      Госпожу Герпес передернуло.

      – С чего он это сделал? – спросил Чудакулли.

      – Не могу сказать, мэтр. Я думал, вы можете знать. Кажется, Риктор читал здесь лекции в то время, когда вы были студентом. Госпожу Герпес весьма заботит, – добавил казначей тоном, по которому становилось ясно, что когда госпожу Герпес что-то заботит, проигнорировать это может только весьма недальновидный аркканцлер, – что на прислугу будет оказано магическое воздействие.

      Аркканцлер постучал по горшку костяшками пальцев:

      – Это старик Риктор-Счетовод, что ли? Ты о нем говоришь?

      – Видимо, да, аркканцлер.

      – Совершенный псих. Считал, что все на свете измерить можно. Не только длину, и вес, и тому подобное, а вообще все. «Если что-то существует, – говорил, – значит, оно измеримо». – Глаза Чудакулли затуманились воспоминаниями. – Какие только странные штуковины он не изобретал. Думал, что можно измерить истину, и красоту, и сны, и все такое прочее. Так это, значит, одна из игрушек старика Риктора? Интересно, что она измеряет.

      – Я‑с считаю, – высказалась госпожа Герпес, – что ее стоит-с убрать куда-нибудь, где-с она никому не навредит-с, если вы не-с возражаете-с.

      – Да, да, да, разумеется, – торопливо ответил казначей. Удержать прислугу в Незримом Университете было непросто.

      – Избавьтесь от него, – велел аркканцлер.

      Казначей пришел в ужас.

      – О нет, сэр, – сказал он. – Мы никогда ничего не выбрасываем. К тому же он может быть очень ценным.

      – Хм-м‑м, – протянул Чудакулли. – Ценным?

      – Это наверняка важный исторический артефакт, мэтр.

      – Тогда оттащи его ко мне в кабинет. Я ведь говорил, что его нужно украсить. Пусть будет вот этакая броская безделушка. А теперь я пошел. Надо кое с кем переговорить насчет дрессировки грифона. Доброго вам дня, дамы…

      – Гм, аркканцлер, а не можете ли вы подписать, – начал казначей, но обращался он к закрывающейся двери.

      Никто не спросил у Ксандры, какой именно из глиняных слонов выплюнул шарик; впрочем, это им ничего бы не сказало.

      Тем же вечером парочка грузчиков перенесла единственный рабочий ресограф[5] во вселенной в кабинет аркканцлера.

      Никто

5

Букв.: «вещностнописец», т. е. устройство для обнаружения и измерения нарушений в ткани реальности.