Язык сумерек. Евгений Олегович Гущин

на дверном крючке. Пока я судорожно думал, куда его можно перепрятать, кто-то подошел к моей двери и властно постучал.

      Сердце будто пропустило несколько ударов. Вся жизнь пронеслась перед глазами. Все, мне конец.

      Нужно открывать. Чем дольше молчу, тем подозрительнее. Они наверняка знают, кто из жильцов дома, а кто нет. Надо открывать…

      Глубоко вдохнув, я потянул щеколду, приоткрыл дверь и столкнулся взглядом с оперативником.

      Лицо его было будто высечено из камня – массивный подбородок, почти квадртаная челюсть. Серые глаза смотрели сквозь меня – по мерцающему метафону на его виске я понял, что он изучает информацию, подаваемую в мозг этим хитрым устройством.

      –Ваше имя, – раздался холодный голос.

      –Ро, – еле слышно ответил я.

      –Говорите громче.

      –Ро!

      –Знаете человека, который живет напротив? – оперативник чуть отстранился, позволяя мне обозреть повисшую на одной петле дверь.

      –Нет. Видел пару раз, но не общались.

      –Почему?

      –Не хотелось.

      –Почему вы не пользуетесь метафоном?

      Я запнулся, тщательно взвешивая каждое слово.

      –Наш мудрый Друг говорит, что это добровольно. Я бы не хотел, чтобы мне лезли в мозг.

      –Почему? Вам есть, что скрывать?

      –Нет. Просто хочу оставаться чистым.

      Я поморщился, запоздало поняв, что подобрал не очень хорошее слово. В такой логике получается, что те, кто носит метафоны – не чистые. И оперативник мгновенно это просек. Рука его опустилась к кобуре на поясе.

      –Медленно сделайте шаг назад, не совершая резких движений.

      Я обреченно выругался про себя и сделал, как велено.

      Оперативник вошел, внимательно оглядывая каждый миллиметр моего жилища. При свете дня оно выглядело довольно жалко. Кровать, стол, стул, шкаф с одеждой. Холодильник, забитый едой с истекающим сроком годности, собираемой на фуд-шерингах возле супермаркетов. Единственное, что выделялось – посреди комнаты на крюке, вбитом в потолок, болталась красная боксерская груша.

      –Занимаетесь спортом? – усмехнулся оперативник.

      –Да, для здоровья, – поспешил ответить я, пряча за спиной руки с покрытыми коркой костяшками.

      Думал я лишь об одном: когда оперативник зашел, он прижал входную дверь с висящей на ней курткой к стене. И теперь, когда будет выходить, заметит ли он это? Больше бояться было нечего – как опытный фарцовщик, я железно следовал важному правилу: никогда не хранить товар в жилище.

      Оперативник прошелся по комнате, заглянул под стол, пощупал грушу, кинул взгляд на балкон, порылся в шкафу, брезгливо потыкав мою одежду. Вдруг его метафон снова заморгал, оперативник замер, мысленно отвечая на сообщения, и стремительно направился к выходу.

      –Ладно, крыса, живи… пока что, – тихо бросил он через плечо.

      Я закрыл за ним дверь, задернул щеколду, подошел к груше и обрушил на нее град ударов, снова раня едва зажившие костяшки.

      Красный