Адам и Ева против химер. Евгения Райнеш

ажурное, скорбное привидение.

      ***

      Клод же расположился перед мольбертом в полной творческой готовности. Он пытался поймать что-то совершенно неуловимое. Начинал рисовать затейливые узоры перед собой, водил кисточкой по солнечному лучу, словно окунал её в поток воздушного золота, старался вытянуть и положить на холст нити эфира. Все было напрасно. Начатая картина так и оставалась в состоянии неопределённости. Только наброски, очертания андрогинного вытянутого лысого существа. Непонятно, то ли мужчина, то ли женщина. Тощее, длинное, с двумя отвисшими сосками, мяч выпал из рук и застыл мёртвым комом в самой середине картины – ни то, ни сё. Ни туда, ни сюда.

      Клод в сердцах запустил кистью в лысого уродца:

      – Опять ты ускользаешь! Тварь, скотина! Когда же ты проявишься, наконец?

      Он походил в припадке гнева по комнате, специально громко печатая шаги, потом псих прошёл, Клод успокоился, вернулся к картине. Встал перед ней на колени и неожиданно совершенно голубиным, гортанно-нежным голосом произнёс:

      – Милая, ну где же ты? У меня без тебя совсем ничего не получается…

      Глава вторая. Торг здесь неуместен

      Ева же, выйдя из метро, поразилась вдруг затихшим улицам. Она шла по городу словно вымершему. Никто не встречался ей на пути, только листья шуршали под ногами. Ни одна собака не подала голос, ни одно авто не прогремело навстречу, ни из одного окна не раздалось раздражающей музыки. Только что гремевший всеми возможными и невозможными звуками город затих, погрузился в пугающую тишину. От этого казался нереальным, бутафорским.

      «Почему город вдруг стал таким странным? Может, это просто личное пространство отдыхает, готовясь к новому витку судьбы?». Ева замедлилась возле автобусной остановки в раздумьях, сразу ли ей идти домой, где её никто не ждёт, или ещё погулять по странному, почему-то резко ставшему незнакомым городу-призраку?

      Тем временем, затишье привело к тому, чем оно обычно и заканчивается: назрела буря. Небо потемнело и набухло тучами.

      Навстречу Еве по улице чинно шёл незнакомый ей, но очень даже близкий Инопланетянке мужчина. В руках он напряжённо сжимал тёмный плотный пакет, где приятными пачками лежала его мечта. Сергей Петрович шёл покупать машину. Он грезил об этом авто многие годы, так как воспитанный в страхе перед ужасным словом «кредит», никак не мог убедить себя, взять что-либо в долг. И банкам вообще не доверял, копил наличные «под подушкой».

      Ветер налетел неожиданно. На Сергея Петровича резко упала тень от тучи, и он вдруг по какому-то непонятному импульсу, вовсе ему не свойственному, раскинул руки, и, широко открывая рот, начал петь, непривычно и нескладно, забывая слова и отчаянно перевирая мелодию бодрого марша ещё советской эпохи. Буря поднялась сразу, мглистая, вздымающая вихри пыли и песка с земли, словно ждала начала этого вокала.

      Внезапно проявившийся народ на остановке, прикрывая глаза от пыльного ветра, тревожно оглядывался на Сергея Петровича, а он торжественно пел прямо в лицо