Шаги Командора или 141-й Дон Жуан. Эльчин Гусейнбейли (Гарачуха)

с улиц.

      Мохаммед думал о развлечениях.

      – Может, наведаемся к ханумам, у меня тут есть знакомые.

      Я уклонился – не из страха перед женой, а из страха перед моллами.

      Вернулись в отель. Портье:

      – Господин, вас искал какой-то мужчина.

      – Что ему было угодно?

      – Ничего. Спросил ваш номер и ушел.

      – Вы сообщили мой номер?

      – Нет, господин, разумеется, нет. Такие вещи не сообщают.

      Поднялись к себе. Мохаммед хотел принять душ, но горячей воды не было. Я присел на кровать и стал перелистывать журнал, взятый с тумбочки, конечно, ничего не мог понять из текста на фарсидском. Страницы украшали портреты нового президента Махмуда Ахмадиниджата. Атомную электростанцию узнал. Желтоволосые русские специалисты что-то обсуждали с иранскими коллегами, быть может, угрожающие заокеанские окрики о нераспространении ядерного оружия. Окинул взглядом комнату. Ноздри щекотал запах лука. И на улице чудился этот запах. Номер, как всегда, чист, опрятен.

      Уподобившись бдительным пинкертонам, я все же заглянул под кровать, под стол и стулья, обозрел шкаф: ничего подозрительного.

      Раскрыл ноутбук, собираясь набросать заметки, но на дисплее – пустота. Все файлы были стерты. Что за чертовщина. Выключил, включил. То же самое. Кто-то шуровал в компьютере. К счастью, я успел перевести записи на диск. Кое-что занес и в блокнот. Ничего не сказав об этом Мохаммеду, я выключил и убрал ноутбук.

      Перед сном Мохаммед, заметив, что я не работаю с компьютером, удивился:

      – Что же ты ничего не пишешь?

      – Голова болит, – соврал я и лег в постель. Но чуть ли не до утра не уснул. Меня преследовал каменный истукан. Временами доносился шум лившего дождя; стучавшие в окно капли напоминали шаги осторожно крадущегося человека: тап-туп, тап-туп…

      Эти звуки были вкрадчиво-ласковы, как смерть, заключающая человека в свои объятья…

* * *

      Перед отъездом из Исфагана я побывал на площади Шаха Аббаса. Дождь перестал, выглянувшее солнце понемногу прогревало асфальтовую мостовую, – легкий пар вился над покрытием.

      С этой площади 9 июля 1599 года персидское посольство, в составе которого был и Орудж-бей, отправилось в далекий путь. Можно предположить, что в тот июльский день стояла жара.

      Прохаживаясь по площади, я вспомнил вчерашнее сообщение портье о неизвестном визитере. Видимо, какие-то господа за нами следят.

      Предостережение моего друга при переходе границы было не напрасным. Я даже посетовал на него, – то, что я подъехал на его машине, засекли службисты с этой стороны и сообщили, куда надо.

      Одно обстоятельство опровергало мои страхи: заметки, которые они «выкачали» из памяти компьютера, не содержали ничего антииранского. Так я утешал себя. И переключился на размышления о моем средневековом герое.

      Перед церемонией проводов шах Аббас принял дипломатическую миссию у себя в «Али Гапы», благословил и напутствовал ее, наряду с письмами главам государств, еще и дорогие подарки справил