Вампиры. Из семейной хроники графов Дракула-Карди. Барон Олшеври

я стал настаивать и вспоминать, он резко меня оборвал и спросил:

      – Что же вы думаете, что я его украл?

      Пришлось замолчать.

      Сам Петро сильно состарился, хотя лет ему не так много; выглядит угрюмо и страшно молчалив. Часто делает вид, что не слышит вопроса, а на настоятельные повторения отвечает «да» и «нет».

      Где можно добиться от него толку, так это только насчет наследства.

      Деньги и драгоценности он привез сам; замок и принадлежащую к нему лесную дачу запер и оставил караульных. Земли и другие доходные статьи сданы на прежних условиях арендаторам. Деньги и отчеты будут присылаться, куда я прикажу.

      Сам он просится отпустить его на поклонение какому-то святому для замаливания грехов. Обещает через полгода вернуться обратно в замок.

      Я ему сказал, что в память о матери назначаю ему приличную пенсию и право жить в замке. От паломничества не отговариваю, а даю деньги на путевые расходы.

      – Не надо, пойду пешком! – сурово оборвал он меня.

      Когда же я сказал ему, что женюсь и поеду в свой замок, старик точно сошел с ума. Он вскочил, как молодой, глаза его засверкали; он замахал руками и закричал:

      – Туда, туда… нет и нет… никогда… ты не смеешь! – (Раньше он почтительно говорил мне «вы».) Лицо его горело, а волосы беспорядочно разметались.

      На мои вопросы и заявление, что я так решил, он понес такую чушь, что и не разберешь: тут было и обещание, и клятва, и проклятие, смерть и любовь – одним словом, бред сумасшедшего.

      Я напоил его вином, дал ему успокоиться и тогда хотел обстоятельно все выспросить. Но это было невозможно.

      При первых же словах старик бросился передо мной на колени, целовал мои руки и умолял не ездить в замок.

      Тут я понял, что есть какая-то тайна, но он под страхом проклятия не смеет мне ее открыть.

      – Ваша мать отослала вас, вы должны ее слушаться, – кончил он с усилием.

      Я говорил ему, как всю жизнь рвался на родину, как тосковал и что теперь я должен, прямо должен поклониться могилам отца и матери. Если даже для этого мне придется загубить и свою, и его душу.

      Конечно, это я говорил для красоты слога, но с Петро снова сделался припадок исступления: он катался по полу и рвал свои седые волосы; пена шла у него изо рта…

      Наконец он ослаб и притих.

      – Тогда подождите меня, мы вместе поедем туда, – попросил он.

      Желая его успокоить да и отвязаться от сумасшедшего, я пообещал:

      – Поторопись вернуться в замок, а к полугоду и я приеду туда.

      Он поклонился и вышел.

      Вечером, когда я спросил о нем, то мне сказали, что, придя от меня, он живо собрал свою котомку и, никому не отвечая на вопросы и не говоря ни слова, ушел из дому.

      Видимо, он торопился.

      Ясное дело, ждать его я не буду, выясню все дела и поеду.

      Но странно, Альф, после старика у меня точно камень на сердце… нервы натянулись, как струны. Прощай.

      Твой Д.

      Карл Иванович замолчал.