Шуньята под соусом демиглас. Мира Тернёва

вернулся обратно в квартиру. Поднялся на второй этаж, переступил через лежащего на полу Бу и взял аквариум с рыбками – аккуратно, чтобы не расплескать воду.

      Всем должно быть хорошо, вообще всем на свете. А рыбкам было плохо, и мне было плохо, это никуда не годилось. Вот выпущу их, подумал я, пусть плавают себе, радуются жизни. Надо же хоть кому‐то испытывать счастье.

      Меня шатало из стороны в сторону, ну, вы поняли. Поутру человек всегда особенно ранимый и беззащитный. Ночного наркоза больше нет, ты просыпаешься голым, раскуроченным, а тебе прямо в морду прилетает прекрасный светлый мир. Salut, mon chéri.

      – Куда это ты собрался? – голосом бдительного надзирателя спросила Принцесса, когда я спустился. Она стояла в дверях и, скрестив руки на груди, смотрела на меня с недоумением. Как на обнаглевшего полудурка, который решил среди бела дня вынести «Мону Лизу» из Лувра.

      – Пойду прогуляюсь.

      – С рыбками? Ты ебанутый?

      Я не знал, как объяснить ей то, что чувствую. Поэтому на оба вопроса ответил с непривычной для себя спартанской лаконичностью:

      – Да.

      И, помолчав, добавил:

      – Им тесно. Понимаешь?

      – О, – тем же бескомпромиссным тоном сказала Принцесса, – ещё как понимаю. – Сделав шаг мне навстречу, она отчеканила: – Ты загоняешь их в парадигму антропоцентризма и приписываешь им собственные чувства. Рыбки олицетворяют твою несвободу, а значит, если их выпустить, тебе полегчает. Кроме того, ты подсознательно хочешь сделать что‐то хорошее, потому что испытываешь моральное давление из-за смерти Бу.

      – Да.

      Сегодня я был на редкость немногословен. Зато Принцесса, напротив, воодушевилась. Она говорила хлёстко и отрывисто, словно расстреливала меня из невидимого автомата:

      – Спиноза считает, что человек стремится к чему‐либо не из-за желания добра. Наоборот, он называет добром всё, чего хочет.

      – Да хули ты злая‐то такая с утра пораньше? – вскинулся я, сильнее прижав аквариум к груди, защищая его от нападок Принцессы. Как будто её слова могли пробить тонкие стеклянные стенки, пулями вонзиться в золотистые брюшки рыбок и забрать у них жизни.

      Она поджала губы и по-детски обиженно бросила:

      – Ты меня не позвал.

      – Я не хотел тебя будить!

      – А может, ты собирался уйти один? – вкрадчиво предположила Принцесса. – И надеялся, что я не замечу?

      Её вопрос штырём вонзился в мою расхристанную душу. Неужели девчуля и вправду решила, что я мог бы свалить втихаря, как последняя крыса, и бросить её здесь? В прекрасной, хотя и не очень тёплой компании с трупом?

      – Зайка, хватит нести хуйню, – сказал я, не скрывая досады. – И без тебя тошно. Пошли уже, у меня руки отваливаются.

      Она помолчала, обдумывая заманчивое предложение, и с глубокомысленной серьёзностью спросила:

      – А что будем делать с Бу?

      – Расфасуем его по пакетам и бросим в пруд, – на ходу отозвался я, вспомнив наш недавний разговор.

      – Никакого уважения к планете, – фыркнула Принцесса. –