Шуньята под соусом демиглас. Мира Тернёва

сильно облажался.

      Потому что Принцесса истолковала мои слова вполне однозначно.

      – Валяй, – пугающе ледяным голосом сказала она, будто объявила приговор. И бросила мне нож.

      Я поймал его на лету, повертел в руках. Выдвинул призрачно острое лезвие и вдруг понял, что не смогу. Как‐то уж очень стрёмно всё это выглядело. На кой чёрт вообще надо проверять наши теории? Почему нельзя взять другой нож, чтобы не спорить о том, настоящий он или нет? Мы могли бы, например, спуститься на кухню, порыться в ящике с приборами, а потом тихо-мирно свалить. И волки были бы целы, и овцы сыты.

      – Не, – сказал я, – чё‐то передумал. Не хочу его убивать.

      – Убивать? – удивлённым эхом повторил Бу, складывая мясистые губы в трубочку. – Кого?

      Вот каким местом он слушал, а? Думал, мы пришли составить ему приятную компанию на ночь? Посидеть поболтать об абсурдности бытия? Ну да, конечно, а нож взяли чисто по приколу, чтоб веселее было.

      – Тебя, идиот! – сквозь зубы бросила Принцесса, раздосадованная непрошибаемой тупостью Бу. – Кого ж ещё?

      Он широко распахнул влажно блестящие глаза и вжался в стену. Визгливо вскрикнув:

      – Нет! – Бу по очереди оглядел нас обоих и завопил: – Вы что, обалдели?! Я не хочу! Не трогайте меня! Нет!

      Тут я, конечно, малость прихуел.

      – Чего? В смысле, блядь, не хочешь? – И непонимающе сморгнул, пытаясь переварить услышанное. А потом напомнил: – Ты пытался утопиться в аквариуме. И застрелиться зажигалкой.

      – Но я сам буду решать, когда и как мне умереть!

      Он заметно разнервничался. Его забила мелкая дрожь, и лоб покрылся испариной. Удерживая пистолет-зажигалку во влажных от пота руках, Бу снова принялся щёлкать спусковым крючком, вглядываясь в язычок пламени.

      – А что, есть разница? – вмешалась Принцесса.

      – Есть! Это моё право! Моя свобода воли! – почти патетически вскрикнул он, и отражения огня дёрнулись в его глазах.

      Тогда я понял, что имелось в виду. Ему нужна была возможность самостоятельно определять свою судьбу, быть независимым от чужих решений. Если всё вокруг бессмысленно, ты можешь взять ситуацию в свои руки и выразить маленький протест – противостоять абсурдности мира. И таким образом сохранить человеческое достоинство.

      Очень витальная штука, если посудить, и уж больно знакомая, не так ли? Я передёрнул плечами и повернулся к Принцессе:

      – Слушай, зайка, походу, у нас проблема.

      Одно дело, когда убиваешь кого‐то по его желанию – это можно принять за проявление доброты. А как быть, если человек не согласен? Принудить его отказаться от собственных принципов? С ума сойти! И кто ты после этого? Последняя окрысившаяся тварь, конченый мудак?

      Да пусть он прыгает с первого этажа.

      Пусть режет вены ложкой.

      Пусть суёт голову в выключенную духовку, тебе‐то какая разница?

      Право человека творить херню священно, c’est la vérité[25]. Может, он вовсе не хочет умирать. Может, для него важно совсем другое – быть в постоянном конфликте с самим

25

Такова истина (фр.)