«И вечной памятью двенадцатого года…». Коллектив авторов

Европы и слава Александра I» Н. М. Карамзина (1814), «Воспоминания о Царском Селе» А. С. Пушкина (1814) и мн. др. Однако еще задолго до событий наполеоновского вторжения в Россию он возникает и постепенно набирает свою значимость в поэтической системе Г. Р. Державина.

      Одна из первых державинских лирических рефлексий на личность Наполеона относится еще к 1794 г. Так, в 4-й строфе стихотворения «Мой истукан» автор рисует образ воинственного злодея, дерзко попирающего этические нормы для достижения своих амбициозных замыслов и претендующего на безграничное властное господство:

      Злодей, который самолюбью

      И тайной гордости своей

      Всем жертвует, – его орудью

      Преграды нет, алчбе – цепей:

      Внутрь совестью своей размучен,

      Вне с радостью губит других;

      Пусть дерзостью, удачей звучен,

      Но не велик в глазах моих.

      Хотя бы богом был он злобным,

      Быть не хочу ему подобным77.

      Несмотря на то, что имя удачливого французского генерала в стихотворении не упоминается, современники ассоциировали образ адресата данной державинской инвективы именно с личностью Наполеона как предводителя республиканских войск78.

      Очередной этап актуализации образа Наполеона был обусловлен событиями, связанными с вторжением в 1798 г. французской армии в Италию и на Мальту, и участием в этих событиях в составе антифранцузской коалиции русской армии под командованием А. В. Суворова. В частности, в стихотворении «На новый 1798 год» портрет «гальского витязя» уточняется такими оценочными характеристиками, как вероломное коварство и безграничная гордыня, которые, по воле Божественного Промысла, после стремительного взлета неизбежно приведут его к падению.

      Еще более определенно эта мысль звучит в стихотворении «На Мальтийский орден», где образ Наполеона, поименованный «Денницей», помещается в библейский контекст и экстраполируется на известный сюжет из книги пророка Исайи (Ис. 14: 12–17) о вознесении и низвержении царя вавилонского, возжелавшего сравняться со Всевышним:

      Денницу зрели: мудр и славен,

      В сияньи возносился он,

      Рек: «Вышнему я буду равен,

      На западе воздвигну трон». –

      Но гибельны пути лукавы <…>.

      И грозны громы Михаила

      Стремглав коварство свергли в ад79.

      В державинских стихотворениях этого периода Наполеон предстает как прямой наследник французской революции, в результате которой «законы царств, обряды веры, / Святыня – почтены в химеры; / Попран Христос и скиптр царей; / Европа вся полна разбоев, / Цареубийц святят в героев»80. Все это воспринимается как недвусмысленное свидетельство пришествия Антихриста и его кратковременного торжества.

      Предсказание наполеоновского падения – один из центральных мотивов державинских стихотворений 1800-х гг., приуроченных к военному противостоянию

77

Державин Г. Р. Сочинения / с объяснит. примеч. Я. Грота: в 9 т. Т. 1. СПб., 1864–1883. С. 610–611.

78

По справке Я. К. Грота, данная строфа была приведена автором изданного в Петербурге в 1807 г. перевода французской брошюры «Предуведомление к тайной истории новаго французского двора» для характеристики Наполеона (Там же. С. 610).

79

Державин Г. Р. Указ. соч. Т. 1. С. 223–224.

80

Там же. С. 217.