Непреднамеренность. Дарья Рагулина

ко всеобщему удивлению, ничего не сломал. Улыбаюсь. Приятно, что кто-то может так сильно за меня переживать. От осознания моего «неодиночества» внутри тепло, конечно, там есть ряд неразрешённых вопросов, в основном неприятных, но стараюсь пока двигать их поглубже.

      – Дышу, Вань.

      Он выдыхает, немного расслабляется, откидывается на спинку стула.

      – Хорошо, тебе трубку убрали минут десять назад только. Ты сначала так медленно дышал, что было страшно, но вроде ничего, теперь-то же получше, ага?

      – Ага.

      Несмотря на слабость в теле, вместе с сознанием просыпается и физиологическая часть бытия.

      – Вань, тут есть что пожрать?

      Он округляет глаза, встаёт:

      – Ща найдём.

      Пулей вылетает из палаты. Пока жду его, провожу анализ состояния тела. Все конечности выглядят целыми, руки лежат поверх одеяла; медленно приподнимаю – ожогов не видно, аккуратно трогаю лицо; меня вдруг снова насторожил испуг врача при моём первом пробуждении, но лицо целое. Даже ссадин не чувствую. Ванька возвращается с подносом и с врачом.

      Я делаю попытку присесть, врач сразу реагирует:

      – Ну-ну, давайте без резких движений, я сейчас подниму вас.

      Нажимает кнопку, кровать начинает поднимать меня в положение полусидя. Ваня нерешительно стоит рядом, не зная, куда деть поднос.

      – Дай мне уже поесть, – нетерпеливо говорю ему.

      Он протягивает мне поднос, я беру его в руки, но он не отпускает до тех пор, пока я не ставлю его на колени.

      – Я, кстати, хорошо себя чувствую, ложку держать смогу, – с сарказмом сообщаю ему.

      Но врач приходит Ивану на помощь:

      – Знаете, Александр Николаевич, с вашим повреждением лёгких странно, что вы не то что ложку можете держать, а вообще, что в сознание пришли.

      Удивлённо вскидываю брови, но, прежде чем ответить, запихиваю в рот большую ложку геркулеса, с удовольствием жую, запиваю компотом.

      – А что не так с моими лёгкими?

      – Могу говорить при Иване Сергеевиче?

      Меня всё больше удивляет их таинственность, но голод сильнее; киваю и продолжаю жевать.

      – Вы поступили к нам позавчера поздно вечером с тяжелейшим отравлением горючим газом. На момент, когда вы поступили, вы уже были в коме; пока мы пытались что-то делать, вы решили умереть. Мы зафиксировали смерть, но спустя двадцать две секунды вы решили воскреснуть, но из комы не выходили.

      Она переводит дух; я откусываю хлеб, отправляю в рот последнюю ложку каши.

      – Но я же вышел из комы вроде.

      – Вышли. По прогнозам должны были выйти не скоро, и то, что вы сейчас дышите самостоятельно, – это чудо.

      Проглатываю остатки еды под их неотрывными взглядами. Кома, смерть… чушь какая-то. Чувствую себя очень живым.

      – Это всё, конечно, прекрасно, но я хочу в туалет.

      – Сейчас позову медсестру, – с досадой говорит врач