Разлучный чай. Евгений Шушманов

жаль, что желания нет, самой малости,

      открыть своё сердца, как цифры ПИН-кода.

      Крикнешь

      Крикнешь… и отзовётся,

      эхом пустым вернётся,

      в голом лесу осеннем

      стынет в ветвях веселье.

      Осень – всегда итоги,

      счастью платить налоги,

      летних безумств медали

      с кожей с груди содрали.

      Больно, ещё как больно

      слёзы глотать невольно

      и одинокой птицей

      сердцем к любви стремиться.

      В поле у ветра спросишь:

      лето кому уносишь?

      И обезумевшей глоткой

      ветра хлебнёшь, как водки.

      Крикнешь – зачем же снова

      чувство всего лишь слово?

      Хочется быть любимым?

      Крик закуси рябиной…

      Оловянный солдатик

      «Все мы бабы – стервы, милый, бог с тобой, каждый, кто не первый, тот у нас второй…»

Симон Осиашвили

      Он не был даже у неё вторым,

      а может, был четвёртым, как десятым,

      он был влюблённым, но немолодым,

      как надлежит быть отставным солдатам.

      Она юлой крутила фуэте

      или стояла гордо, словно цапля,

      чтоб взгляд его терялся в декольте

      и истекал восторгом от спектакля.

      Солдат в немом восторге замирал,

      когда она с ним находилась рядом,

      и розами постель ей усыпал,

      и небо украшал ей звездопадом.

      Он ел, как кашу, повседневно ложь,

      которой, не скупясь, она кормила,

      но всё равно его бросало в дрожь,

      когда притворно ревностью корила.

      Надеждой, словно золотом, платил,

      хотя и слышал, будто бабы – стервы,

      но балерину эту он любил

      и верил в то, что будет всё же первым…

      Солдатик был из олова, чудак,

      но думал, будто сделан он из стали,

      и не менял мундир на модный фрак,

      как верность не снимает с вдов вуали.

      Когда же в доме начался пожар,

      (видать, воспламенилась где-то пакля),

      танцовщицу смял в пепел алчный жар,

      солдат влюблённый превратился в каплю.

      С тех пор расплавом капля та дрожит

      и сердце жжёт любовью безответной

      у тех, кто чувством этим дорожит,

      как туфелькой оставшейся балетной…

      Нечаянная радость

      Ты моя нечаянная радость,

      лучик солнца в серый зимний день,

      снов моих и пробуждений сладость,

      счастья не родившегося тень.

      Ты моя весна, мои капели,

      половодье ждущих губ и рук…

      Жаль, что мы с тобою не посмели

      пересечь предвзятых мнений круг.

      Ты мое тепло, ты – бабье лето

      жизни, без тебя уже пустой,

      ты любовь, не давшая ответа,

      почему мне не дышать тобой.

      Почему, всю жизнь мою калеча,

      ты не скажешь мне: «Ты мой родной…»?

      Из роддома я тебя не встречу,

      и