Шаманка поневоле. Shy Hyde

комнате. Не стесняюсь парней тувинцев. Имён их я всё равно не знаю. А Яриков никому не выдам. И вообще, кажется, они тоже не очень довольны соседством со мной. Сейчас, наверное, радуются, что я здесь. И этот с гирей тоже. Не гремит под ухом. Красота же? Только бы ещё вернуть и зарядить свой арте… лефон.

      Чёрный феекот нервно дёргает хвостом, держа поднос со скудной едой. Первым делом забираю воду, потом шуршащий пакетик с яблоком и чем-то похожим на хот-дог.

      Когда я остаюсь одна, по соседству слышится чавканье.

      – "Дохлый кот" сегодня особенно хорош, – сообщает Мир.

      Мысленно соглашаюсь с соседом. Соуса не пожалели. Луковые перья свеженькие. Булочка хрустящая и даже ещё тёплая. Блаженство. Настроение повышается. Подхожу поболтать с тувинцем.

      – Мир, а Яр и остальные правда братья?

      – Правда, – отвечает парень.

      – Но их же двенадцать. Наверное, не родные?

      – Родные.

      – Они ведь примерно одного возраста. Как такое возможно?

      – Двенадцать братьев – двенадцать дней, – загадочное пояснение, которого я не понимаю.

      – У них один отец и разные матери?

      – Наоборот.

      Мой мозг мысленно подаёт мне сигнал SOS.

      – Они выглядят одинаково. Кроме Яра.

      – Яр старший. Он из другой кладки.

      – А ты? Тоже брат?

      – Я чужак. Подкидыш. Названый брат.

      Понимаю, что совсем запуталась.

      – А остальные… Дети одной матери?

      – Да.

      – Похожи, как близнецы.

      – Близнецы, – вторит мне Мир.

      – Как же их мать родила? – размышляю вслух, восторгаясь этой незнакомой мне женщиной.

      – Не родила, – окончательно запутывает меня Мир.

      Глава 8. Дождь

      Пока я думаю над ответом Мира, в коридоре загорается свет. Но наверху тихо.

      – Пой, – шепчет мне сосед.

      Отхожу вглубь камеры, и первое, что приходит на ум, это любимая папина песня. "Художник, что рисует дождь". Мне она тоже нравится. Тихонько мурлычу себе под нос, прислушиваясь к посторонним звукам. Тишина. Прерываемая шуршанием. Возможно, это всего лишь копошится мой сосед. А свет на пятачке между камерами… Так, пустяки. На припеве уже забываю о нём. И обо всём окружающем мире. Есть только я, музыка и дождь…

      – Товарищ Лонн, – слышу недовольный голос Грымзы.

      Но поскольку она не ко мне, продолжаю петь. Только сбивает с ритма грохот гири и цепей за стеной. Приходится дирижировать себе. Если Анакондовна думает, что я сошла с ума, что ж, пусть продолжает. Может, решит, что я не опасна, и выпустит. Домой. Или подумает, что я бесполезна, и не отправит на турнир.

      Песня заканчивается, и я тут же принимаюсь за новую. На сей раз на английском – "It's Raining Man". Грымза за моей спиной, кажется, уже кипит. Возможно, в прямом смысле этого слова. Я чувствую скопившийся в воздухе пар. На слове "аллилуйя" разворачиваюсь к решётке лицом. Вижу её взгляд. Продолжаю петь. Нас так учили. Во что бы то ни стало продолжать. На лицо падает капля – конденсат с потолка. В подземелье и без того слишком влажно. Ещё и я надышала. А тувинец так вообще за двоих дышит. Несмотря