Александровские Кадеты. Смута. Том 1. Ник Перумов

– это… это не всё, Константин Сергеевич, – словно равному, сказал он. – Если я чего-то и понял – и оттуда, и из того, что творится у нас, – без идеи нельзя. А у нас какая идея? За что стоим?

      – За веру, царя и Отечество, – спокойно и без малейших раздумий ответил Аристов. – Петя, мы с тобой были там. Мы видели, как оно. Веры нет. Нет Государя. Ты видел у нас плакаты – «Его Величество – наш рулевой»? «Народ и Государь едины»?

      – У нас верноподданические адреса пишут, – тихо, но убеждённо возразил Петя Ниткин.

      – Адреса – это не плакаты, – с такой же убеждённостью покачал головой полковник. – Адрес – это почти что личное послание…

      – А Отечество как же? Мы-то знаем, как они за него сражались. Дай нам Господь всем так сражаться в последний наш час…

      – Вот и мы сражаемся за Отечество, Пётр. И у нас есть интервенты, на нашу землю явившиеся.

      – Немцы уйдут, что делать станем? – не соглашался Петя. – Что против этого – «земля крестьянам, фабрики рабочим»?

      – Так ведь враньё же это, кадет.

      – Враньё, Константин Сергеевич. Но в него же сейчас верят. И потому против нас идут. Те же армейские полки – кто разбежался, а кто и против выступил, как волынцы.

      Аристов недовольно поморщился, отворачиваясь. Почти его собственным мыслям отвечал кадет Ниткин, и ответы получались ой какие нерадостные.

      – Вы знаете, Константин Сергеевич… я вот думал, думал… только вы простите меня…

      – Говорите, кадет. Всё, что скажете, останется строго меж нами.

      – Я вот думаю… вы не сочтите меня трусом или предателем каким, я… присяга… – Петя Ниткин страшно волновался, частил и сбивался – он, первый ученик возраста! – Может, что Государь с нами – оно и хорошо, и плохо…

      – Плохо? Это как? Это вы о чём, кадет?

      – Ой, Константин Сергеевич, да я… ну, я… я к тому, что землю-то и впрямь дать надо… и чтобы хозяева рабочих не тиранили…

      – А Государь, значит, может не допустить принятия таких законов, да, кадет? Вы к тому?..

      Даже в темноте бронеплощадки можно было разглядеть, как мучительно покраснел Петя Ниткин.

      – Не Государь. А те, что вокруг него. Привыкли, что оно всё так, как есть, и ничего менять не надо. Что смутьянов можно силой оружия принудить. Может, мы и принудим – хотя тем не удалось, а что потом?

      – Уж не записались ли вы, кадет Ниткин, в большевики?

      Две Мишени знал, что это не так. И сердился он сейчас не на кадета Ниткина, а на самого себя – что не было у него простых и ясных ответов на все эти вопросы.

      – Упаси, Господи, спаси и сохрани, Царица Небесная! – Петя несколько раз истово перекрестился. – Я присяге до гроба верен буду, ваше высокоблагородие!

      – Прости, Петя, – совсем не по-военному вздохнул полковник. Словно был кадет Ниткин если не сыном, то самое меньшее – племянником. – Сам о том же думаю, голову почти сломал. Только молитва и помогает. На Господа уповаю. Но и нам плошать не след.

      – Вот и я про то же, Константин Сергеевич. Коль не придумаем что-то своё, да хотя бы… хотя бы то же «земля крестьянам!» – и не