Сочинения. Фридрих Шиллер

мас королевства, сидит ближе всех к авансцене, за ним его капеллан держит золотое распятие.

      Архиепископ Гнезненский.

      Итак, наш бурный сейм благополучно

      Достиг давно желанного конца:

      Король с чинами расстается дружно,

      Оружие с себя слагает шляхта;

      Упрямый рокош[1] разойтись согласен;

      А сам король дает святое слово —

      Внимать отныне жалобам правдивым.

      Ничто…

      Нам Pacta conventa[2] не нарушает,

      Внутри все мирно, и теперь мы можем

      Окинуть взором внешние дела.

      Угодно ли чинам светлейшим будет,

      Чтоб князь Деметриус здесь как законный

      И подлинный царя Ивана сын

      Предстал и доказал свои права

      На русский трон пред этим сеймом Вальным?

      Краковский кастеллан.

      Конечно! Где же честь и справедливость?

      И отказать нам князю неприлично.

      Епископ Вермеландский.

      Все документы на его права

      Просмотрены теперь и оказались

      Все подлинными; выслушать его

      Нам можно.

      Несколько выборных шляхтичей.

      И должно.

      Лев Сапега.

      Но выслушать – все то же, что признать.

      Одовальский.

      Не выслушать – все то же, что отвергнуть.

      Архиепископ Гнезненский.

      Благоволят ли допросить его?

      Вопрос в другой и в третий раз предложен,

      Великий коронный канцлер.

      Предстанет пусть пред королевским троном!

      Сенаторы.

      Пусть говорит!

      Выборные.

      Мы все готовы слушать.

      Великий коронный маршал дает привратнику знак своим жезлом; привратник отворяет двери.

      Лев Сапега.

      Я протестую – пусть запишет канцлер —

      Против всего, что несогласно с миром

      Меж Польшей и московскою короной.

      Входит Дмитрий, приближается на несколько шагов к трону и, не снимая шапки, отдает по поклону королю, сенаторам и выборным; ему отвечают наклонением головы. Затем Дмитрий становится так, что ему видна большая часть собрания и присутствующих на сейме и он не обращен к королевскому трону спиной.

      Архиепископ Гнезненский.

      Князь Дмитрий Иоаннович! Быть может,

      Блеск сейма и величье короля

      Тебе невольно связывают речь?

      Так ведай, что дозволено сенатом

      Тебе избрать поверенного: можешь

      Его устами с сеймом объясниться.

      Дмитрий.

      Отец архиепископ, я предстал

      Искателем наследственного царства

      И скипетра державного: не гоже

      Смущаться мне перед народом вольным,

      Перед его владыкой и сенатом.

      Я никогда еще не лицезрел

      Подобного высокого собранья,

      И этот вид мне возвышает душу,

      Но – не страшит. Чем послухи[3] достойней,

      Тем мне желанней; а теперь я слово

      Держу наисветлейшему собранью.

      Архиепископ Гнезненский.

      … Речь Посполита

      Благоволит тебя…

      Дмитрий.

      Король державный! И вельможный сонм

      Епископов и палатинов, папы

      И выборные Речи Посполитой!

      Дивлюсь и с несказанным изумленьем

      Себя, приимца русского престола,

      Наследника державы Иоанна,

      На вашем сейме всенародном вижу.

      Кровавою враждою оба царства,

      Русь с Польшей, обменялися; о мире

      И речь не шла, пока отец был жив.

      И вот теперь благорешило небо,

      Чтоб плоть от плоти и от крови кровь,

      Сын Иоанна, с молоком всосавший

      Наследственную старую вражду,

      Чтоб я пред вами странником явился

      И у врагов, в срединном граде Польши,

      Отстаивал законные права!

      Забудьте ж прежде,

1

Рокош – восстание шляхты. (Прим. пер.)

2

Договорные условия, которые король при своем избрании клятвеннообязывался соблюдать. (Прим. пер.)

3

Я не нашел приличнее забытого слова «послух» для передачи современного понятия «свидетель». Оттенки обоих понятны. (Прим. пер.)