Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова. Венедикт Ерофеев

сын Ивана IV Грозного.

      Здесь Веничка затрагивает один из самых щекотливых вопросов русской истории, касающийся преждевременной смерти царевича Димитрия. При этом наречие «наоборот» имеет в данном контексте два прочтения, и сетование Венички можно трактовать двояко: либо царь Борис убил царевича Димитрия или царевич Димитрий убил царя Бориса, либо царь Борис не убивал царевича Димитрия.

      Смерть царевича Димитрия в Угличе в мае 1591 г., где он вместе с матерью Марией Нагой с 1584 г. по приказу Бориса Годунова находился в фактической ссылке, имеет в русской истории минимум два гипотетических объяснения: 1) царевич Димитрий был зарезан по приказу Бориса Годунова, который хотел избавиться от законного претендента на русский престол; 2) царевич случайно закололся ножом в припадке эпилепсии.

      Упоминание о царе Борисе и погибшем царевиче связано с Пушкиным и его «Борисом Годуновым» и с одноименной оперой Мусоргского, а также является характерным примером абсурдистской иронии Венички, так как в русской истории вопрос о возможном убийстве Бориса Годунова царевичем Димитрием до сих пор не возникал. Однако Левин, комментируя данное место, полагает, что гипотеза об убийстве Годунова Димитрием – «не такая нелепость, как может показаться», и далее, без ссылки на источник, пишет: «Царь Борис умер, „потрясенный успехами самозванца“ (как писал историк В. Ключевский) Лжедимитрия I, авантюриста, выдававшего себя за спасшегося Димитрия» (Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва – Петушки»… С. 31).

      Как известно, Пушкин, работая над «Борисом Годуновым», использовал версию убийства царевича, которая была заимствована им из «Истории государства Российского» Карамзина. Одним из первых его оппонентов, в частности по этому вопросу, был критик-демократ Белинский:

      «Прежде всего заметим, что Карамзин сделал великую ошибку, позволив себе до того увлечься голосом современников Годунова, что в убиении царевича увидел неопровержимо и несомненно доказанное участие Бориса… Из наших слов, впрочем, отнюдь не следует, чтоб мы прямо и решительно оправдывали Годунова от всякого участия в этом преступлении. Нет, мы в криминально-историческом процессе Годунова видим совершенную недостаточность доказательств за и против Годунова. Суд истории должен быть осторожен и беспристрастен, как суд присяжных по уголовным делам. Грешно и стыдно утвердить недоказанное преступление за таким замечательным человеком, как Борис Годунов. Смерть царевича Дмитрия – дело темное и неразрешимое для потомства. Не утверждаем за достоверное, но думаем, что с большею основательностью можно считать Годунова невинным в преступлении, нежели виновным <…> Как бы то ни было, верно одно: ни историк государства Российского, ни рабски следовавший ему автор „Бориса Годунова“ не имели ни малейшего права считать преступление Годунова доказанным и не подверженным сомнению» («Сочинения Александра Пушкина», статья 10-я, 1845).

      Кроме сходных по структуре и содержанию утверждений (ср. «не знаем же мы вот до сих пор» и «мы <…> видим совершенную недостаточность доказательств»), отмечу попутно и тот факт, что в современном литературоведении существует мнение, что