Король эльфов. Книга III. Андрей Устинов

наилучший – наш “Кабан и Дева”, пожалуй, даже коголанским кружальницам ровня (куда там зловонному метарскому “Топору”!) – комнатцы вот à la draperie для живых утех, да с отдельными сортирами. Проказницы ухоженные, для истинных идальго! Сюжет для Аристофена, не меньше! И коли мифических ромейцев поминать, то не рядовая палатка, а настоящий офицейский как там… tabernāculum! Аха-ха! Тарам-парам-Таберна! Так вот извечно армия суть таверна и vice versa! Аха-ха! Всегда приятна польза учения – Левадий, верно, одобрит!

      Язык, право же, немного заплетался, но отважился уже глаголить шутку… да поди Левадия перепей-перебей! Тот, сам уже королю не кум – так на родине шутили: le roi n’est pas son cousin! – заплетался в буквах и троился в глазах и трикраты, кажется, повторял Эламиру:

      – Но, господин Эламир, хотя бы дворцовых цирюльников! Икхм! Дабы не застаивались желчь! Извольте согласиться, здоровье подоверенных, сиречь меня и Милона, и нашего заморейского витязя, – тут последовал толь эффектный взамах чашей в мою сторону, что опять половина огневухи (ну, жженой берендярочки) выбросилась мне на чресла к вящему ржанию собратьев: – Ах! Небольшая конъюнкция, собрат Гаэль, вельми на пользу вашим натертым шоссам, особенно в части столь лапидарного гульфика!

      Ах, все это было сказано с живой добротой! Можно было бы плясать со смеха, но приходилось спасать имущество, удерживая ученого друга от повторного Гаэль-окормления. Так и брякнул невпопад, почти срываясь в фальцет:

      – П-помилуйте, собрат Левадий! Я п-понимаю предмет вашей зависти, но обнажить его никак не могу!

      О Глаше! И удачно же вышло! Оглашенный хохот прерван был лишь старшим деканом Дарьяном, вышедшим из приемной с группой дворцовых приятелей, еще в ярких надушенных нарядах после праздника: в крашеных-то кожаных сапогах, а подрасстегнутый жиппон каждого, особенно под факельным трепетом, так и зоревал турмалинами! Сам Дарьян был… сыном самого да-да Никеандра! но тю-тю – третьим и самым ни на есть беспутным! Даже было непонятно, мнилось ли в глазах моих собратьев сие беспутство образцом шика; но держался всегда приятельски и речевал нас подвыпивших как по писаному:

      – Браво, собратья, экая радостность! Декан Эламир, приятно лицезреть всеместно! И мсье Гаэль, наслышан-наслышан! вы обязаны мне поведать путевую историю! Вам же, бражные комрады, – он шутливо простер руки к просиявшим Левадию с Милоном, – ныне доверствуем мы благородных девиц в целости и здравомыслии, пользуйте с бережением!

      Два бражника немедля возвысились, отдали Дарьяну приветственный чин-взмах, возрыгнули звучно и шатливо потянулись к приемной, ще по-братски в обнимочку – аж в пьяную ногу, что даже пол дрожал разночинными досками и чаши на столе приплясывали… ще назидательно бубня про разгонку желчи и необходимость, согласно цирюльникам, содеять скоромное трижды! Следом двинулся и Симеон, резкими пьяными шагами нарушая симфонию, обгоняя другов в погоне за самой сладной целадушкой (ну, цокотушки летние, знаете?). Дарьян же расхохотался-живо-подмигнул,