Великие рыбы. Сухбат Афлатуни

своими дочерьми! Воистину, милость императора безгранична! Да здравствует император!

      Шепот стих. Женщина молчала. Вера. Надежда. Строгие, безмолвные. Только Любовь слегка улыбалась – каким-то своим, детским мыслям.

      – А если вы не послушаете и не исполните моего повеления, то причините себе великое зло! – Адриан облизал губы, горечь во рту снова вернулась. – И старость матери своей огорчите, и сами погибнете в то время, когда бы могли более всего веселиться, живя беспечно и весело.

      «Беспечно и весело» он уже произнес тусклым, упавшим голосом.

      Сделал несколько быстрых глотков из чаши.

      – Итак, для вашего же собственного блага послушайте меня… – Адриан торопился договорить, пока рот снова не наполнится углями. – Ибо я люблю вас, и не только не хочу губить красоты вашей и лишить вас жизни, но желал бы стать для вас отцом.

      Вера подняла голову:

      – Отец наш – Бог, на небесах живущий.

      Все было ясно, можно было заканчивать. Оставалась одна юридическая формальность.

      Запищали флейты. Вдоль колонн двинулась процессия. Впереди, на носилках, слегка покачивалось изваяние богини, украшенное цветами и лентами.

      Носилки приблизились. Флейты, пискнув, замолкли.

      – Принеси жертву великой богине Артемиде!

      Указал на Веру.

      Вера не двинулась с места. Так они стояли неподвижно друг напротив друга, девочка и каменное изваяние.

      – Принеси жертву великой богине Артемиде!

      Вера помотала головой.

      А вот теперь действительно можно было заканчивать. И как можно скорее.

      – Раздеть ее. Щипцы!

      Принесли подстилку из бычьей кожи, чтобы кровь не испортила драгоценный мозаичный пол.

      Адриан вышел в сад. Было тепло, в мраморном бассейне спокойно плавали рыбы. Он взял с собой флейтистов, чтобы их игра заглушила крики. Но криков не было.

      Когда он вернулся, все уже было закончено. Палач вытирал тряпкой большие волосатые руки.

      Оставались еще две сестры. И мать.

      Он повторил все, что сказал до этого. Готов стать их отцом. Не хочет погубить красоту. Неужели так сложно принести жертву Артемиде?

      Он подошел к Надежде:

      – Ну, посмотри, какая она красивая, великая богиня… Какое у нее платье! Тебе нравится? У тебя будет такое же. Почти такое же. Поклонись же ей, дурочка.

      Он попытался улыбнуться. Не сразу, но это ему удалось. Тут же заболели щеки и зачесался подбородок.

      – Царь! – услышал Адриан как будто откуда-то сверху, а не от этой девочки-подростка. – Разве я не сестра той, которую ты умертвил? Разве я не от одной с нею матери родилась? Не тем же ли молоком я вскормлена и не то же ли получила я крещение, как и сестра моя?

      Император кивнул и снова ушел в сад, покормить рыб.

      «Animula vagula, blandula», – вертелось в голове императора. «Душа моя, странствующая и ласкающая». Огромные окуни, доставленные ему из Египта, лениво ловили кусочки хлеба.

      К вечеру все было завершено.

      Слуги молча складывали инструменты, разбирали железную