Великие рыбы. Сухбат Афлатуни

и стали водить хороводы перед монахами.

      Неуместных плясуний изгнали, но Венедикт, устав от вражды, решил покинуть Сублаквем, как прежде покинул Варию. Дав наставления братии монастырей, он с немногими споспешниками снова отправился в путь.

      Через полдня его настиг гонец из Сублаквема.

      – Возвратись, учитель! – закричал он издали. – Радость, радость! Преследовавший тебя погиб! На Флоренция обрушилась теплица!

      Венедикт остановился, но назад не повернул, а заплакал. А на гонца наложил епитимью – за то, что радовался смерти врага.

      А что Схоластика?

      Она, верно, издали следила за восходившей звездой своего брата. Была ли между ними переписка? Судя по тому, с какой строгостью Венедикт запрещал монахам переписываться с родней, ее не было. Но была еще молва, чьи волны доносили до Нурсии слухи о чудесах, происходивших в Сублаквеме. Слушая эти рассказы, Схоластика тихо кивала. И снова бралась за пряжу. Или за молитвослов. Так день за днем пряла она нити молитвы и нити пряжи.

      …В нашем саду

      лишь пчела с птицей поют,

      лишь цветы, лишь на свету

      паучки что-то плетут…

      Дом ветшал, родители старели. Зимы становились особенно долгими, дожди – затяжными и холодными. Только псы лаяли так же звонко, как и прежде.

      Родители незаметно ушли. Схоластика тихо поплакала над ними; в ясные дни навещала их могилы. Что удерживало ее в Нурсии? Дом в двух местах дал трещину, огородик заглушали дикие травы. Только древо ее молитвы все росло и зеленело, расцветая белыми цветами.

      Венедикт шел на юг.

      Остановился он у вершины горы Кассинум (ныне Монте-Кассино), в ста двадцати верстах от Рима. На востоке синела горная цепь, на западе лежала плодородная долина, за ней – другие горы, вдалеке виднелось море. На вершине Кассинума находилось капище: крестьяне из окрестных деревень были еще язычниками.

      – Здесь мы и остановимся, – сказал Венедикт.

      Было это около 529 года от Рождества Христова. Венедикту под пятьдесят. Предыдущие тридцать были годами странствий. Нурсия. Рим. Эффиде. Сублаквем. Вариа. Снова Сублаквем… Последующие тридцать лет он проведет безвыездно в Кассинуме. Капище будет снесено, на его фундаменте вырастет монастырь. Монастырь будет неоднократно разрушен – в последний раз англо-американской авиацией во Вторую мировую войну. И каждый раз будет восстанавливаться.

      Но главное – здесь, в Кассинуме, Венедикт возведет храмину, которую не разрушат века: свой «Устав».

      «Устав» – не просто набор монастырских предписаний. Это образ идеального христианского общества.

      …Не любить слишком часто и громко смеяться. Не стараться прослыть святым. Во зле всегда обвинять самого себя, а все доброе приписывать Богу. До захода солнца мириться с теми, с кем разделила тебя распря. Никогда не отчаиваться в милосердии Божием…

      Монастырь строился, «Устав» писался, а Италию сотрясали войны. Вначале честолюбивый Юстиниан пожелал возродить Римскую империю в былом ее величии и под