Кошки-мышки. Иэн Рэнкин

настоящий ад.

      – Да, сэр.

      – Вы ходите в церковь?

      – Сэр? – Ребус поерзал в кресле.

      – Я задал, кажется, очень простой вопрос. Вы ходите в церковь?

      – Нерегулярно, сэр. Но иногда хожу.

      «Как вчера», – подумал он. И ему очень захотелось удрать из этого кабинета.

      – Мне кто-то говорил об этом. Значит, вы понимаете, что я имею в виду, когда говорю, что город превращается в преисподнюю. – Лицо Уотсона покраснело еще больше. – В городскую больницу поступают наркоманы в возрасте одиннадцати-двенадцати лет. Ваш собственный брат отбывает заключение за торговлю наркотиками.

      Уотсон снова поднял глаза, надеясь, вероятно, что Ребус примет виноватый вид. Но глаза Ребуса сверкали яростью, а щеки раскраснелись вовсе не от стыда.

      – При всем моем уважении к вам, сэр, – проговорил он голосом ровным, но звенящим от напряжения, – я не понимаю, при чем здесь я?

      – Я объясню, при чем. – Уотсон закрыл свою папку и откинулся на спинку кресла. – Я намерен провести кампанию по борьбе с наркотиками. Еще раз воззвать к общественному самосознанию – и заодно, при привлечении некоторых средств, профинансировать дополнительные источники информации. У меня есть поддержка и, что еще важнее, – есть деньги. Несколько крупнейших бизнесменов города готовы выделить на кампанию пятьдесят тысяч фунтов.

      – Весьма благородно с их стороны, сэр.

      Лицо Уотсона потемнело. Он наклонился вперед к Ребусу:

      – Ваш скепсис можете оставить при себе!

      – Но я по-прежнему не понимаю…

      – Джон, – произнес суперинтендант примирительно. – У вас есть… опыт. Личный опыт. Я хочу, чтобы вы представляли кампанию со стороны полиции.

      – Нет, сэр, простите…

      – Стало быть, мы договорились.

      Уотсон уже встал из-за стола. Ребус тоже попытался подняться, но ноги у него стали как ватные. Опершись руками о подлокотники, он наконец выбрался из кресла. Вот, значит, какова их цена? Публичное покаяние за преступление брата?

      Уотсон открыл дверь.

      – Мы с вами еще поговорим, обсудим все в деталях. А пока постарайтесь подбить все ваши текущие дела, разобрать срочные бумаги. Что не сможете закончить сами – скажите мне, мы перепоручим кому-нибудь ваши обязанности.

      – Слушаюсь, сэр.

      Ребус пожал протянутую руку. Рука была сухая, холодная и твердая, как сталь.

      – До свидания, сэр, – сказал Ребус, уже стоя в коридоре и обращаясь к захлопнутой двери.

      Вечером, еще не стряхнув с себя напавший на него днем столбняк и устав от телевизора, он решил сесть в машину и немного проехаться. В Марчмонте было тихо – впрочем, как всегда. Он доехал до центра, пересек Новый город. У Кэнонмиллз заправился на бензоколонке, купил карманный фонарик, батарейки, несколько плиток шоколада и расплатился по карточке.

      Стараясь не думать о том, что можно бы и почать завтрашнюю порцию сигарет, он жевал шоколад и слушал радио. В восемь тридцать начал свою вечернюю передачу Кэлум Маккэлум. Ребус послушал