Двадцать лет спустя. Александр Дюма

стороне, де Рошфор?

      – Разумеется, монсеньор, и ничего лучшего я не желаю, но ведь я ничего не знаю о том, что делается. В Бастилии о политике приходится разговаривать лишь с солдатами да тюремщиками, а вы не представляете себе, монсеньор, как плохо эти люди осведомлены о событиях. О том, что происходило, я знаю только со слов Бассомпьера. Кстати, он все еще один из семнадцати вельмож?

      – Он умер, сударь, и это большая потеря. Он был предан королеве, а преданные люди редки.

      – Еще бы, – сказал Рошфор, – если и сыщутся, вы их сажаете в Бастилию.

      – Но с другой стороны, – сказал Мазарини, – чем можно доказать преданность?

      – Делом! – ответил Рошфор.

      – Да, да, делом! – задумчиво проговорил министр. – Но где же найти людей дела?

      Рошфор тряхнул головой.

      – В них никогда нет недостатка, монсеньор, только вы плохо ищете.

      – Плохо ищу? Что вы хотите сказать этим, дорогой господин Рошфор? Поучите меня. Вас должна была многому научить дружба с покойным кардиналом. Ах, какой это был великий человек!

      – Вы не рассердитесь на меня за маленькое нравоучение?

      – Я? Никогда! Вы знаете, мне все можно гoворить в лицо. Я стараюсь, чтобы меня любили, а не боялись.

      – Монсеньор, в моей камере нацарапана гвоздем на стене одна пословица.

      – Какая же это пословица? – спросил Мазарини.

      – Вот она: каков господин…

      – Знаю, знаю: таков лакей.

      – Нет: таков слуга. Эту скромную поправку преданные люди, о которых я только что вам говорил, внесли для своего личного удовлетворения.

      – Что означает эта пословица?

      – Она означает, что Ришелье умел находить преданных слуг, и целыми дюжинами.

      – Он? Да на него со всех сторон были направлены кинжалы! Он всю жизнь только и занимался тем, что отражал наносимые ему удары.

      – Но он все же отражал их, хотя иногда это были жестокие удары. У него были злейшие враги, но были зато и преданные друзья.

      – Вот их-то мне и нужно.

      – Я знал людей, – продолжал Рошфор, подумав, что настала минута сдержать слово, данное д’Артаньяну, – я знал людей, которые были так ловки, что раз сто провели проницательного кардинала; были так храбры, что одолели всех его гвардейцев и шпионов; которые без гроша, одни, без всякой помощи, сберегли корону на голове одной коронованной особы и заставили кардинала просить пощады.

      – Но ведь люди, о которых вы говорите, – сказал Мазарини, усмехаясь про себя, потому что Рошфор сам заговорил о том, к чему клонил итальянец, – совсем не были преданы кардиналу, раз они боролись против него.

      – Нет, потому что иначе они были бы лучше вознаграждены; к несчастью, они были преданы той самой королеве, для которой вы сейчас ищете верных слуг.

      – Но откуда вы все это знаете?

      – Я знаю все это потому, что эти люди в то время были моими врагами; потому, что они боролись против меня; потому, что я причинил им столько зла, сколько был в состоянии сделать; потому,