Женщинам к просмотру не рекомендуется. Борис Бужор

полотен Пикассо, обострялось чувство стыда. Погрузившись в себя, понял, что вопреки ситуации самочувствие очень даже ничего. Привстал. Заприметив на подоконнике сигареты, полез за зажигалкой в карман. Подцепил ее пальцами, а вместе с ней – листок бумаги.

      Потянулся к телефону на тумбочке. Подсветил.

      Ровный, умело вырезанный прямоугольный листочек в клеточку. Вадим прищурился, разглядел на нем цифры, каллиграфически выведенные си-ними чернилами. Восемь… Девять… Пять…

      Вадим набрал номер – подсветка смартфона резал глаза; скорее поднес его к уху – услышал длинные гудки. Глаза начали закрываться… После третьего гудка отозвался женский голос. Вадиму он показался очень красивым и давно знакомым.

      «Алло» прозвучало совсем банально. Непротрезвевший мозг вспомнили интонации роман-тических комедий и мелодрам.

      – Вы же мне номер оставили?

      – Неприличный вопрос вообще-то. Что ты звонишь мне среди ночи? Я уже сплю. Раньше не мог?

      – А почему ты ушла? – боясь правды, Вадим все-таки решился и спросил.

      – Ты охерел, что ли? Ты ничего не помнишь?

      Повисла пауза. Вадим посмотрел на множество московских огоньков за окном. В приоткрытое окно рвался сырой февраль. Внизу шумела улица.

      – Более-менее, – пробубнил уездный режиссер, тут же устыдившись своей невнятности. Вдруг припомнил, как его дружки, сцепившись, катались по полу, а он их растаскивал. Что-то они там не поделили. Кажется, спорили о творчестве Шекспира, будь он неладен. Девушки уже не было, это он, проанализировав, осознал точно. От этого стало легче.

      – Так помнишь или нет? Что ты, как мальчик провинившийся?

      – Нет, не помню, – разозлился Вадим.

      – С этого и начинал бы… Ты мне показался куда интереснее. Наверное, ошиблась. Первое впечатление обманчивое, – девушка замялась.

      Несмотря на поздний час, голос ее не был сонным.

      – Ладно, – грубо перебил мужчина женское возмущение. – Приходи.

      – Ну, ты реально охеревший? Я уже уехала.

      – Так приезжай.

      – Я за городом живу, если что.

      – Говорю, приезжай, – с грубостью уже надавил Вадим.

      – Двадцать тысяч.

      – Что?! – после цены у Вадима в голове все точно встало по местам. Он подошел к окну, закурил. Москва сквозь призму еще пьяных глаз выглядела огромной картинкой из пазлов, местами неправильно собранных, вдавленных вопреки пазам в неподходящее пространство, границу которого обозначали сверкающие небоскребы. По одному из них сверху вниз пробегала белая полоска, словно шкала индикатора, непонятно чего показывающего.

      Вадим залип на ее бессмысленном движении.

      – Ты уснул? – девушка разрядила тишину. – Снов тогда.

      – Приезжай, – Вадим отрыл окно и, омытый сырым шумом столицы, попытался стряхнуть пепел. Пепел тут же влетел в номер обратно, попал на лицо.

      – Переводи двадцать тысяч и жди.

      – Ты охренела! – Вадим неожиданно взорвался, девушку этим не удивил, но испугал