Сочинения. Виктор Гюго

      — А младшего? Ведь и он тоже настоящий мужчина, гляди какой щекастый.

      — Гро-Алэн, — ответила мать.

      — Хорошенькие детки, — одобрила маркитантка, — посмотрите только, прямо взрослые.

      Но сержант не унимался:

      — Отвечай-ка, сударыня. Дом у тебя есть?

      — Был дом.

      — Где был?

      — В Азэ.

      — А почему ты дома не сидишь?

      — Потому что его сожгли.

      — Кто сжег?

      — Не знаю. Война сожгла.

      — Откуда ты идешь?

      — Оттуда.

      — А куда идешь?

      — Не знаю.

      — Говори толком. Кто ты?

      — Не знаю.

      — Не знаешь, кто ты?

      — Да просто бежим мы, спасаемся.

      — А какой партии ты сочувствуешь?

      — Не знаю.

      — Ты синяя? Белая? С кем ты?

      — С детьми.

      Наступило молчание. Его нарушила маркитантка.

      — А вот у меня детей нет, — вздохнула она. — Все некогда было.

      Сержант снова приступил к допросу.

      — А родители твои? А ну-ка, сударыня, доложи нам о твоих родителях. Меня вот, к примеру, звать Радуб, сам я сержант, я с улицы Шерш-Миди, мать и отец у меня были, я могу сказать, кто такие мои родители. А ты о своих скажи. Говори, кто были твои родители?

      — Флешары. Просто Флешары.

      — Флешары — это Флешары, а Радубы — это Радубы. Но ведь у человека не только фамилия есть. Чем они занимались, твои родители? Что делали? Что сейчас поделывают? Что они такого нафлешарничали твои Флешары?

      — Они пахари. Отец был калека, он не мог работать, после того как сеньор приказал избить его палками; так приказал его сеньор, наш сеньор; он, сеньор, у нас добрый, велел избить отца за то, что отец подстрелил кролика, а ведь за это полагается смерть, но сеньор наш помиловал отца, он сказал: «Хватит с него ста палок», и мой отец с тех пор и стал калекой.

      — Ну, а еще что?

      — Дед мой был гугенотом. Господин кюре сослал его на галеры. Я тогда еще совсем маленькая была.

      — Дальше?

      — Свекор мой контрабандой занимался — соль продавал. Король велел его повесить.

      — А твой муж чем занимался?

      — Воевал.

      — За кого?

      — За короля.

      — А еще за кого?

      — Конечно, за своего сеньора.

      — А еще за кого?

      — Конечно, за господина кюре.

      — Чтобы вас всех громом порасшибало! — вдруг заорал один из гренадеров.

      Женщина подскочила от страха.

      — Видите ли, сударыня, мы парижане, — любезно пояснила маркитантка.

      Женщина в испуге сложила руки и воскликнула:

      — О господи Иисусе!

      — Ну-ну, без суеверий! — прикрикнул сержант.

      Маркитантка опустилась рядом с женщиной на траву и усадила к себе на колени старших детей, которые охотно к ней пошли. У ребенка переход от страха к полному доверию совершается в мгновение ока и без всяких видимых причин. Тут действует какое-то непогрешимое чутье.

      — Бедняжка вы моя, бретоночка, детки у вас такие