Время в долг. Владимир Казаков

подумав, он решительно направился в гостиницу, В номере бакинцев все спали. Заметив рыжую голову на подушке, Семен подошел и стянул с бортмеханика одеяло. Когда тот сел на кровати, вытаращив заспанные глаза, Семен нахлобучил на него фуражку.

      – Чего надо? – взъярился механик.

      – Вы сегодня собрались лететь?

      – А тебе какое дело?

      – Не советую. Попытаетесь – выкину с борта, как слепых котят.

      – Капнул? Да? Уже доложил начальству? Тебе больше всех надо? Общественный инспектор, да? За девку? – растерянно тараторил механик.

      – Прощаю грубость только потому, что ты с глубокого похмелья. Но предупреждаю: сунешься в самолет с пьяной рожей…

      Наконец-то бортмеханик уразумел ситуацию.

      – Ох! – глубоко вздохнул он. – Значит, ты по своей инициативе. Никому не говорил? Хоть и противна мне твоя, фотография вот за это, – он показал на синяк под глазом, – но ты, видно, ничего мужик. Не беспокойся, командир корабля отменил вылет…. Иди, иди, дай соснуть минут триста!

      Весь день Семен Пробкин работал в бригаде пилотов-«штрафников» – они насыпали курган для радиолокационной установки на границе аэродрома. А вечером, подходя к эскадрилье, он встретил радостно возбужденного Васю Туманова.

      – Чего сияешь?

      – Светка согласие дала! В среду пойдем заявление подавать!

      – Мне кажется, у нее «вынужденная посадка»?

      – Не говори так! Это нехорошо, Сема! Мы любим друг друга.

      – Ну-ну… Только папаша Кроткий как узнает, что скоро дедом будет, не сдобровать тебе, Василек.

      – Он ладно, вот матери я больше боюсь. А ты чего смурной? Неужели перед собранием дрожишь?

      – У молодца, сошедшего с коня, спросили: «Отчего слезы у тебя на глазах?» Недругу он ответил громко: «От быстрой езды». А другу сказал тихо: «Горе у меня большое!..» Не моя присказка. Из монгольского фольклора.

      – А как мне ответишь?

      – В личном тоже непорядки, Василек.

      – Плохо… А насчет собрания не дрейфь!

      Их пригласили в комнату.

      – Иду, но чую – зря, – флегматично сказал Семен.

      Когда пилоты расселись по местам, Аракелян оглядел собравшихся и покачал головой: почти половина – отсутствовала. Полевая страда – трудное время и в авиации. Первым получил право говорить комсорг Илья Борщ.

      – Товарищи! Все знают о проступке Пробкина, поэтому суть дела излагать не буду. Но происшедшее мы должны обсудить со всей принципиальностью и сделать соответствующие выводы для себя…

      «Почему не пришел командир отряда? Ведь обещал», – думал Аракелян, очищая бумажкой перо самописки. Выступление Борща проходило мимо его сознания.

      – Что мы имеем: проступок или пример, достойный подражания? Не уяснив этого, можем столкнуться в работе с подобным случаем и сделать не так, как подобает. Я много думал и только вчера составил мнение… Это было в полете. Я шел на радугу. Когда подлетал, спектр сверкал всеми цветами. Вот он рядом. Бери радугу руками, и ты богат! Я имею в виду –