Вечномечтовые. Мария Фомальгаут

на пол. Как во сне смотрю на иссиня-лиловое нечто, как оно возвышается надо мной, хлюпает, фыркает, сморкается, выговаривает – день добрый.

      А говорили люди добрые, полбутылки достаточно будет. Не-ет, мы же умные самые, мы же, как в сказке, где богатыри зараз три бочонка вина выпивают…

      Ну-ну.

      – А… чего?

      – Ду юс пик рашн? – клокочет месиво.

      – А-а… спик. Рашн…

      – Так день добрый. А-а-а… – месиво колышется, вздрагивает, – утро доброе.

      Жуткий голос, человеческий и в то же время не человеческий.

      – Утро добрым не бывает.

      – Но… мне велели… сказать… утро доброе.

      – Кто велел?

      – Хозяин велел… заругает хозяин… не понравилось вам… заругает теперь…

      Спохватываюсь.

      – А, не, не, понравилось. Доброе утро. Вы хозяину скажите, что мне все понравилось, чтобы он вас не ругал.

      Месиво оживляется, кажется, радуется.

      – Спасибо… большое… спасибо.

      Пауза.

      Пытаюсь встать, голова тяжелая, голова тянет назад. Осторожно откашливаюсь.

      – Так… чему обязан?

      – Меня просили вернуть вам то… что мы брали.

      Пытаюсь вспомнить, что брало у нас вот это вот нечто. Хоть убей, ничего не вспоминается. Вчера вроде не до такой степени наклюкался, чтобы вот так… так…

      – Вот, – нечто вываливает на стол пустоту. Осторожно пробую пальцем стол, нет ли чего-то невидимого. Нет. Ничего. Совсем.

      – Э-э-э… а это что?

      – Вам виднее… Это же ваше.

      Снова откашливаюсь, чуть не давлюсь слюной.

      – То есть вы сами не знаете, что принесли?

      – Не знаю. Не знаю… я же только передать должен. Только передать.

      – Вы меня с кем-то путаете.

      – Путаю?

      Жуткий голос. Без эмоций. Голос, от которого хочется бежать.

      – Ну да. Мы… я… ничего у вас не брал.

      – Не брали? Вы что, разве не заметили, что брали у вас… – месиво клокочет, фыркает, пузырится, – там не заметить нельзя, там такой зазор, такой зазор огромный, там столько не хватает…

      Не понимаю, на всякий случай говорю:

      – Нет там зазора никакого, все там хватает.

      Существо клокочет.

      – Так значит…

      – …значит, это ошибка. О-шиб-ка. Вы перепутали.

      Месиво вздрагивает, колышется.

      – Ошибка… простите…

      Кое-как поднимаюсь с кровати.

      – Ничего страшного.

      – Меня будут ругать…

      – Нет, нет… вы им скажите там, я просил, чтобы вас не ругали.

      Лиловое нечто подхватывает со стола что-то невидимое. Отхлынывает в сторону, смотрит на линолеум, заляпанный не пойми чем.

      – Простите. Я здесь…

      – Ничего, ничего страшного. Я уберу.

      – Уберете?

      – Ничего, ничего. Я тут еще раз в десять больше напоросятничаю, мне только волю дай…

      Он уходит. Как-то странно уходит, вот только что был – и уже нет. Кажется, если бы он еще раз так ушел, я бы понял, как именно он это делает.

      Но я знаю, что он уже не вернется.

      Моросит