Вечномечтовые. Мария Фомальгаут

ты в такой снегопад…

      Да я утром выехал, еще ничего было, а тут как началось… Блин, предупреждали же синоптики, как всегда не послушал, мы ж самые умные…

      – Если предупреждали, слушать надо было…

      – Надо было…

      – До Москвы-то далеко еще?

      – Да верст двести будет.

      Кивает. Почему-то вижу, что он меня не понял. Сбросил куртешку – на спинку стула, стряхивает с пиджака мелкий снежок.

      Слушаю его и не слышу, снова повторяю про себя, озаряет снег летучий… нет, как-то не так… мчатся тучи…

      – Это еще что… тут зимой вообще что было, пробка от Питера до Москвы на несколько суток растянулась… – вспоминает он.

      Не понимаю, что он говорит. Киваю. В голове крутится – мчатся тучи, вьются тучи, невидимкою луна…

      – Так что сейчас-то еще ничего.

      – Еще ничего, – соглашаюсь.

      – Главное, в Питере все дела наскоро обстряпал, думал до Москвы в два счета вернусь, тут на тебе… сам не понял, как с дороги сбился.

      Киваю.

      – Бывает.

      Знаю. Много их, которые сбиваются с дороги. А что, гонят, гонят неведомо куда, где ж их удержишь…

      – Навигатор, главное, сдох… и сотовый…

      Не понимаю.

      – Жалко, – соглашаюсь.

      – Ну, может, оживет еще.

      – Может, оживет.

      – Меня тут братки еще ищут…

      – Может, найдут, – говорю.

      – Ты че? Найдут, мне, считай, хана.

      Не понимаю. Говорю:

      – Ну, может, не найдут.

      Он смотрит в окно – где метель чуток поутихла, но продолжает бесчинствовать.

      – Ну… спасибо, мил человек. Пойду я…

      Спохватываюсь. Пытаюсь удержать.

      – Куда же ты… в такой-то снегопад.

      – Да ничего… не привыкать. Там, говоришь, Москва?

      – Там должна быть.

      Набрасывает куртку. Сжимает мою руку. У них кланяться не принято, у них пожимают руки. Выходит. Жужжит что-то внутри бенца, вертятся колеса, гонят бенц – вперед, в метель, в снег.

      Куда он в такой снегопад…

      Закрываю дверь, зажигаю лампаду, читаю Отче Наш, осеняю стены крестным знаменем – как всегда, когда в дом приходят бесы. Ничего, так-то они смирные, людей не трогают, только одеты не по-нашему и говорят чудно. Еще вижу, как он несется на своем черном бенце – в снег, в метель, как за ним несутся другие, целятся, не то из ружья, не то не пойми из чего…

      Сколько их, куда их гонят, что так жалобно поют?

      Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?

      И сил нет – молчать, окунаю в чернильницу перо, пишу, быстро, бегло, ч-черт, кляксу посадил, хватаю новый листок…

      Мчатся бесы рой за роем

      В беспредельной тишине

      Визгом жалобным и воем

      Надрывая…

      Куда они в такую метель…

      Откуда они – в такую метель…

      И едут, торопятся куда-то, по заснеженным дорогам, за холмы, где виднеются за снегопадом силуэты огромных зверей – мохнатых, рослых, – и всполохи костров…

      Бывает.

      Когда