Оставшиеся в СССР (сборник). Игорь Парфенчук

взял отца за свободную руку и вместе с капитаном повел его к машине.

      – Стой! – с болью выкрикнул отец, у меня пацан остался!

      – Мишка, бери портфель, иди сюда.

      Полуживой от страха, волоча тяжеленный портфель, я поплелся за отцом, старшиной и капитаном.

      Из машины выпрыгнули еще два милиционера. Отца пинком запихнули в переполненный кузов, туда же сел старшина. Меня вместе с портфелем втиснули между водителем и капитаном на переднее сиденье.

      – В отделение, – приказал капитал водителю.

      Машина чихнула, засопела, задергалась и поехала.

      Как мы ехали, куда, по каким улицам, я не помню. Наверно, из-за того что мал был и мог видеть через стекло только верхние этажи домов, да верхушки деревьев.

      Помню как машина остановилась в каком-то дворе, где пахло бензином и карболкой.

      Помню растерянного отца, крутящего головой во все стороны и зовущего-Мишка! Ты где! Отзовись!

      – Я тут папа!

      Отец не слышал меня. Вокруг стояла страшная суета, крики мат, хлопанье дверей. Были слышны хлесткие удары, ноющий плач.

      Все вокруг дышало какой-то безисходностью.

      Милиционер за руку затащил меня в длинный, полутемный и прокуренный коридор. Посадил на скамейку у кабинета куда завели отца. И предоставил самому себе. Поначалу я сидел сам не свой от страха. Боялся поднять голову. Смотрел в одну точку – раздавленный окурок под ногами. Шум, суета вокруг куда-то ушли. Голоса доносились из ниоткуда. Что-то возле самого уха шепелявил старый дядька. От него неприятно пахло.

      Дядька часто наклонялся ко мне. Пытался разговорить. Я отодвигался от него все дальше и дальше. Пока не оказался у самой двери кабинета, куда завели отца. Дверь кабинета была плотно прикрыта, но была настолько ветхой и тонкой, что я все прекрасно слышал.

      Кто-то стучал на пишущей машинке. В паузах нудным голосом спрашивал о непонятных мне вещах, вроде «скажите привлекались вы, если да-когда, по какой статье», или «сдай своего кореша, а я на тебя я составлю «липу с повинной».

      Другой голос-резкий и неприятный ругался матом:

      – Я тебя… моржовый упрашивать не буду! Чьи пластинки? Твои! Бабки на дисках делал! Подписывай!

      Но видать тот к кому обращались подписывать не хотел, потому что тут же послышался хлопок, как будто удар ногой по мячу, немного погодя – почти собачье скуление.

      Потом раздался голос отца:

      – Вы не имеете права так обращаться с задержанным. Ни я, ни этот парень не занимались спекуляцией. Мы обменивали диски.

      Резкий и неприятный голос закричал на отца:

      – Заткнись п… p, а то и ты получишь.

      Нудный голос урезонил сослуживца:

      – Сергей, успокойся. А то товарищ Анатолий жалобу на нас напишет. Прокурору. Анатолий у нас умный – папаша в органах работал.

      И продолжил: – И так Анатолий – договорились?

      – Ни о чем я с вами договариваться не буду!

      – В портфеле диски мои, эти мне