Петербургские трущобы. Том 1. Всеволод Крестовский

делами. Шадурский намеревался взять у Морденко десять тысяч, обещанные им генеральше.

      Быстрыми и неслышными в мягких коврах шагами подошел он к дверям будуара, распахнул одну половину и вдруг окаменел на минуту, пораженный странным и неожиданным дивом…

      Супруга его лежала в объятиях г-на Морденко.

      Князь, не двигаясь с места и не спуская с них холодного взора, в котором тускло засвечивалось какое-то ледяное бешенство, стал натягивать и застегивать на пуговку свою палевую перчатку, которую, подходя к будуару, уже стянул было до половины руки.

      Княгиня, пораженная еще более, чем муж, в первую минуту дрожала всем телом, приникнув к диванной подушке и закрыв лицо своими бледными тонкими руками. Морденко, ошалелый и немой от страха, глядел во все глаза на это, по-видимому, хладнокровное, застегивание перчатки, тогда как рука его машинально и неудачно искала на краю стола принесенные к докладу бумаги. Это был высокий, несколько сутуловатый и сангвинически-худощавый мужчина лет сорока, породистый брюнет, с бронзово-бледным, энергическим лицом и глубокими темно-карими глазами.

      Застегнув наконец свою пуговку, князь подошел к нему медленными шагами и с размаху дал сильную и звонкую пощечину.

      – Вон, животное!.. – тихо прошипел он, скрежеща зубами. – Сегодня же сдать все дела и чтобы к вечеру духу твоего тут не было!.. Вон!

      Уничтоженный, убитый и перетрусивший Морденко отыскал наконец свои бумаги, почтительно согнулся и на цыпочках вышел из будуара.

      Князь затворил за ним двери.

      – Хоть бы это-то из предосторожности сделать догадались! – укоризненно посоветовал он, кидая на жену убийственно-презрительный взгляд.

      Княгиня начала уже истерически, но сдержанно и глухо рыдать, не отрываясь от своей подушки.

      – С кем?! с хамом… с холуем… с лакеем!.. И это – русская аристократка! – шипел он задыхающимся голосом.

      На этих словах, видно уж чересчур задетая за живое, княгиня словно очнулась и, стремительно вскочив со своего дивана, ринулась к мужу.

      – Tu vois par là, misеrable, ce que tu as fait de ta femme! Tu es un lâche![105] – злобно прорыдала она, с наглым трагизмом потрясая руками своими в самом кратчайшем расстоянии от физиономии князя. Это была единственная и как будто оправдательная мысль, на какую только могла она теперь найтись.

      Тому это показалось уж чересчур отвратительно. Он позабыл себя от бешенства, и вдруг, в ответ на укоризненное восклицание княгини, раздался хлесткий звук новой пощечины.

      Княгиня взвизгнула и навзничь грохнулась на пол…

      Шадурский с минуту постоял над нею, молча и холодно глядя на ее рыдания, и тихо вышел из будуара. Он уже успел овладеть собою.

      – Сними с меня эту перчатку! – спокойно и твердо сказал он лакею, войдя в кабинет.

      Тот аккуратно исполнил это экстраординарное приказание.

      – Брось ее в огонь! – сказал он еще более равнодушным тоном – и лайка тотчас же затлелась в пламени камина.

      Князь чувствовал, что он «разыграл хорошо», что он должен быть необыкновенно

105

Ты видишь теперь, несчастный, что ты сделал со своей женой! Ты подлец! (фр.) – Ред.