Подлинная история сталкера Француза. Книга первая. Нет правды на земле…. Павел Иванович Курятников

мечутся вправо-влево, вправо-влево – тик-так, тик-так… Лёха, лёжа на койке, в тысячный раз пялится на них и на бесчисленное множество надписей по стенам и даже на потолке типа: «Здесь был Вася. Кременчуг. 2016». На улице, он слышал от местных, буйствует ветер и дождь со снегом. Вдруг дверь приоткрылась, не показав ни души, а мгновение спустя Француз вздрогнул, обнаружив в ногах глуповато улыбающуюся беззубым ртом округлую рожу светловолосого небритого мужика, от которого пахнуло такой смесью давно не стираного белья, немытого тела и ещё Бог знает чего, что больной чуть не задохнулся.

      – Слыс, земляцёк, кулевом не богат? Не угостис?

      – Нет, нет! Накрылось моё курево медным тазом, когда мыкался по болотам, за Периметром, – замахал руками больной. – Самого бы кто угостил, а то уши пухнут! А ты чего там?

      – Да ног у меня нет… – услышал он печальное эхо снова пропавшего за кроватью разочарованного инвалида.

      Проводив взглядом замешкавшееся в дверях седалище калеки, который на карачках неловко протиснулся в коридор, волоча за культяшками замызганные пустые штанины, Француз уставился в тусклую лампочку на потолке и, с грустью перебирая последние события, незаметно для себя уснул.

      ***

      Узнав, что дела раненого пошли на поправку, его осчастливил своим визитом сам хозяин Бункера. Он появился в дверях со сталкером Ваней Моргуном и с раскладной, видавшей виды и ржавой от времени, инвалидной коляской, которую они, чертыхаясь и обивая дверные косяки, с трудом втащили вслед за собой. Матюкаясь, не сразу и пинками разложив инвалидный раритет, шеф торжественно, будто презентовал новенький «мерседес», представил его:

      – Вот, катайся по Бункеру, где сможешь, приходи в себя! На ночь, чтобы быстрее всё зажило, Клёна будет накладывать тебе на раны «Душу» – артефакт такой, слышал? Стоит очень дорого, смотри, не просри его! У нас в Зоне говорят, что души безвинно убиенных сталкеров в нём. Нога быстро станет как новенькая. А ты мне потом за всё отработаешь. На две восемьсот ты уже и так налетел, а взять-то с тебя пока что совсем нечего. Мы честные нейтралы, халявы у нас нет ни себе, ни другим, своим горбом хабар наживаем, так что в твоих же интересах побыстрее встать в строй.

      Спроси сейчас Саныча напрямую хоть кто-нибудь, зачем он так заботится о выздоровлении этого случайного в их Бункере человека, и он сам не смог бы ответить. Что-то с самого первого взгляда так расположило его сердце, помимо собственной воли, к этому несчастному наивному очкарику, который с такой любовью и заботой говорил о своей семье, о дочурках, что на душе старого зачерствевшего солдата накатывала волна жалости к нему, словно к родному сыну, которого он, вот такого же честного и наивного, потерял на сирийской войне.

      Скрывая чувства, он намеренно грубовато прохрипел:

      – Ты, как я понял, бывший военный, Француз?

      – С чего вы взяли?

      – Ха! Уж я-то своих за версту чую! Сам-то я кто, думаешь? Да и ребята видели, как ты с первого выстрела, не глядя, огромного пса прямо в сердце уложил. На такое подготовка