Хороните своих мертвецов. Луиза Пенни

[25].

      Такие сцены были знакомы старшему инспектору. Бригада криминалистов на ранней стадии сбора улик, с помощью которых можно будет предъявить кому-то обвинение в убийстве. Коронер все еще находился здесь – в этот момент он как раз поднимался на ноги. Молодой доктор, присланный из больницы «Отель-Дьё», где находился офис старшего коронера Квебека. Правда, этот молодой человек не был старшим коронером, знакомым Гамашу. Но, судя по хладнокровию молодого человека, у него уже имелся опыт работы.

      – Его ударили сзади вот этой лопатой. – Доктор показал на прикопанную лопату рядом с телом. Обращался он к инспектору Ланглуа, но постреливал глазами на Гамаша. – Вполне очевидно. Его ударили несколько раз. Я взял несколько образцов, нужно их будет исследовать в лаборатории, но других травм у него, кажется, нет.

      – Сколько вам нужно времени? – спросил Ланглуа.

      – Двенадцать часов плюс-минус час. Нам повезло с местом. Оно не изменяется. Ни дождя, ни снега, ни колебаний температуры. Подробности я смогу сообщить позднее.

      Он повернулся, собрал свои инструменты, потом кивнул Ланглуа и Гамашу. Но не ушел – задержался, оглядывая подвал.

      Ему явно не хотелось уходить. Ланглуа вперился в него взглядом, и молодой человек немного утратил самоуверенность, но тут же овладел собой:

      – Нельзя ли мне остаться?

      – Зачем? – спросил Ланглуа нелюбезным голосом.

      Доктор упорствовал:

      – Вы знаете.

      Инспектор Ланглуа повернулся к нему всем телом, вынуждая его продолжать:

      – Не знаю. Скажите мне.

      – Понимаете… – Доктор запнулся. – Возможно, вы найдете еще что-нибудь.

      Почувствовав, как напрягся инспектор, Гамаш подался к нему и прошептал:

      – Может быть, лучше ему остаться.

      Ланглуа нехотя кивнул, и коронер вышел из круга света, шагнув через резкую границу в темноту. И стал ждать.

      На всякий случай.

      Все здесь знали, что это за случай.

      Старший инспектор Гамаш приблизился к телу. Яркий свет не оставлял места для воображения. Он высвечивал грязную одежду убитого, спутанные длинные седые волосы, перекошенное лицо. Руки, сжатые в кулаки вместе с землей. Жуткие раны на голове.

      Гамаш опустился на колени.

      Да, ошибиться в идентификации тела было невозможно. Экстравагантные черные усы, контрастирующие с белыми волосами. Длинные, кустистые брови – их с таким удовольствием пародировали политические карикатуристы. Нос картофелиной и пронзительные, почти безумные голубые глаза. Даже в смерти их взгляд оставался пристальным.

      – Огюстен Рено, – сказал Ланглуа. – Сомнений нет.

      – А Самюэль де Шамплейн?

      Гамаш произнес вслух то, о чем думали все в этом помещении, все в этом sous-sol, все в этом здании. Но никто из них не говорил об этом вслух. Вот это и был тот «случай».

      – Никаких следов?

      – Нет пока, – с несчастным видом ответил Ланглуа.

      Потому что там, где находился Огюстен Рено, неизменно обнаруживался и кто-то другой.

      Самюэль де Шамплейн.