Безмолвная ярость. Валентен Мюссо

Ничего странного: я впервые нагрянул к ней без предупреждения.

      – Что ты здесь делаешь? Откуда приехал? Что-то случилось?

      Она не слышала новости. Жаль… Я бы хотел, чтобы она уже все знала.

      – Я выехал из Парижа прошлой ночью. До сегодняшнего утра был в Авиньоне. Мы можем пойти в дом? Мне нужно с тобой поговорить…

* * *

      Мы сидим в гостиной и молчим. Мод плачет. Всхлипывая, незаметно вытирает глаза и нос платочком. Ошеломленная моим рассказом, она слушала, почти не перебивая. Я смотрю ей в лицо – наверняка слишком пристально. Как и дом, тетя выглядит изношенной и усталой. Я всегда отказывался признавать, что люди вокруг меня меняются, а теперь вижу вещи по-новому, более ясно, более жестоко.

      На столике, на всегдашнем месте, стоит большая инкрустированная шкатулка. В ней лежат трубки моего отца, хранящиеся в войлочных мешочках. Я кладу пальцы на крышку, но не открываю ее, хотя очень хочется. Нужно держать ностальгию в узде.

      Мод, снова всхлипывая, говорит:

      – Не могу поверить… Нину посадят?

      – Сейчас она в больнице, с ней хорошо обращаются.

      Я не должен щадить ее. Дальше будет только хуже. Я выжидаю несколько секунд, прежде чем продолжить:

      – Ты уверена, что имя этого человека ничего тебе не говорит? Далленбах… Грегори Далленбах. Постарайся вспомнить.

      Я виню себя за тон, за то, что ставлю ее в унизительное положение, намекая на слабеющую память.

      – Я уверена, что никогда не слышала этого имени.

      – Когда мама должна была приехать к тебе?

      – На следующей неделе. Во вторник, если быть точной… Три дня назад мы говорили по телефону.

      – Она показалась тебе не такой, как всегда? Сказала что-нибудь странное?

      – Нет. Она радовалась, что мы увидимся. Призналась, что скучает в Париже и хочет сменить обстановку.

      Я почти убежден, что в поступке матери не было ничего преднамеренного, но знаю, что ей редко случалось проводить целую неделю в одиночестве в отеле.

      – Мод, никто не знает Нину лучше тебя. Случившееся заставило меня осознать многие вещи. Об отце мне известно все – его происхождение, прошлое, ваша семья… Даже если б ничего не рассказывали, мне достаточно было бы зайти на его страницу в «Википедии», чтобы все узнать. А вот мама для меня загадка. Я понятия не имею, откуда она родом, – никогда не знал ни бабушку с дедушкой, ни других родственников. Словно она появилась на свет в тот день, когда встретила папу. Считаешь, это нормально? Кажется, меня все детство приучали никогда не расспрашивать о ней.

      – Что ты такое говоришь?!

      – Правду. Об отце – на здоровье, даже после его смерти все продолжало вращаться вокруг него: наследие, его работа, которую нужно сохранить, его память, мельница, которая стала настоящей святыней… А как же моя мать, где она во всем этом?

      Мод подносит к губам сцепленные в замок