Княжна Джаваха. Лидия Чарская

маленькие дикари! – обидчиво произнес Юлико, когда Бэлла перевела нам наивный лепет юного татарского населения. А они, раскрыв свои черные газельи глазки, лепетали что-то оживленно и скоро, удивляясь, чему сердится этот смешной беленький мальчик.

      Вечером я заснула на открытом воздухе, на плоской кровле, где хорошенькая Бэлла сушила виноград и дыни…

      Уже горы окунулись во мрак ночи, уже мулла прокричал свою вечернюю молитву с крыши минарета, когда прямо на мою низенькую, почти в уровень с полом постель прыгнул кто-то с ловкостью горной газели.

      – Спишь, радость, – услышала я шепот моей шалуньи-тетки.

      – Нет еще! А что?

      – Хочешь, покажу моего жениха, молодого князя? Он у отца в кунацкой… Иди за мной.

      И, не дожидаясь моего ответа, Бэлла, ловкая и быстрая, как кошка, стала спускаться по крутой лестнице. Через минуту мы уже прильнули к окну кунацкой[43]… Там было много народу, все седые большею частью, важные лезгины. Был тут и старый бек – наиб аула, встретивший нас по приезде. Между всеми этими старыми, убеленными мудрыми сединами людьми, ярко выделялся стройный и тоненький, совсем юный, почти ребенок, джигит.

      – Это и есть мой Израил! – шепнула мне Бэлла.

      – Красивый мальчик! – убежденно заметила я. – Зачем они собрались, Бэлла?

      – Тсс! Тише, глупенькая… Услышат – беда будет. Сегодня они с отцом вносят моему отцу калым…[44] Сегодня калым, через три дня свадьба… Продали Бэллу… «Прощай, свобода!», скажет Бэлла… – грустно заключила она.

      – А разве ты не хочешь выйти за Израила? – заинтересовалась я.

      – Страшно, джаным: у Израила мать есть, сестра есть… и еще сестра… много сестер… На всех угодить надо… Страшно… А, да что уж, – неожиданно прибавила она и вдруг залилась раскатистым смехом, – свадьба будет, новый бешмет будет, барана зажарят, палить будут, джигитовка… Славно! И все для Бэллы!.. Ну, айда, бежим, а то заметят! – И мы с гиканьем и смехом отпрянули от окна и бросились к себе, разбудив по дороге заворчавшую Анну и Юлико.

      Через три дня была свадьба…

      Бэлла с утра сидела в сакле на своей половине, где старая лезгинка, ее дальняя родственница, убирала и плела ее волосы в сотни тоненьких косичек. Набралось сюда немало лезгинских девушек – поглазеть на невесту. Тут была стройная и пугливая, как серна, Еме, и Зара с недобрым восточным лицом, завидовавшая участи Бэллы, и розовая Салеме с кошачьими ухватками, и многие другие.

      Но Бэлла, переставшая почему-то смеяться, жалась ко мне, пренебрегая обществом своих подруг.

      – Нина, светик, яхонтовая… – шептала она по временам и быстро, быстро и часто целовала меня в глаза, лоб и щеки.

      Она волновалась… В белом, шитом серебром бешмете, в жемчужной шапочке, с длинной, мастерски затканной чадрой, с массою ожерелий и запястий, которые поминутно позвякивали на ее твердой и тонкой смуглой шейке, Бэлла казалась красавицей.

      Я не могла не сказать ей этого.

      – У-у, глупенькая, – снова услышала я ее серебристый смех, – что

43

Куна́цкая – комната в доме или отдельное строение для гостей (прим. ред.).

44

Калы́м – выкуп. По обычаю горцев, жених дает деньги за невесту.