Воин аквилы. Владислав Шмыглёв

так и есть, командир. Мы же ведь не со зла, а по случайности. Неужели мы, центурион, старые соратники по любви к отечеству, готовые за тебя жизнь отдать, вознамерились бы учинить тебе что-то плохое?! Да не в век!

      – Ладно, воины мои, будет вам чего уж там теперь распыляться. Да знаю, что не со зла, а по этой самой случайности и налетели на меня. Это я уже вот сам на вас сейчас обоих накинулся от чрезмерной горячности. Мысли мои что-то совсем не хотят признавать тишины и спокойствия. Лишь сумбур в голове и душе моей сеют.

      – Мысли шалят, командир?! Так это поправимо. Эту напасть мы на раз можем облегчить, а если повезёт, то и вовсе извести! – весело промолвил один из провинившихся легионеров и, мигом из-за пазухи вынув невзрачный худой курдюк, продолжил: – Есть вот одно прекрасное приободряющее средство, о котором ты уже, возможно, чуть и позабыл, центурион. Командирам-то ведь пить сие не пристало. Поэтому, если не брезгуешь, конечно, то тогда на вот, возьми мою драгоценность. Ха-ха. Драгоценность, плещущуюся в мешочке, которую в другом любом месте этого грозного острова попросту не найти. Там, внутри, поска, которой глотка на три точно хватит.

      – Да, Владиус Рутилий, там такая жгучая смесь, что весь твой сумбур как ветром сдует! – залившись довольной ухмылкой, задорно добавил от себя и второй легионер.

      И что же молодой центурион? Что он, всё-таки вознамерился побрезговать доброй и простой отзывчивостью соратников? Или же, того хуже, ещё раз вздумал накричать на расслабившихся воинов, поддавшись искушению от внутреннего гневного беспокойства? Да, Владиус был внутренне чрезвычайно взволнован как известием о начале большой войны с Дакией, так и последующим пусть и скорым, но в то же время исключительно добровольно-личностным повелением заклания собственного жизненного пути в дальнейшее судьбоносное русло, сплошь неизведанного. Русла не то мирного, не то сугубо военного. Человеческая доля в видимых границах была скрыта. Но выбор был сделан. Сердце навевало надеждою. И поэтому Владиус, как бы ему ни было мысленно тяжело, понимал, что от заранее намеченной участи никаким жребием не суждено укрыться. Наоборот, участь нужно принимать такой, какой её посылают небеса, без уймы последующих сожалений и раздумий. Исходя из всего этого, молодой и отважный римлянин также понимал и другое, а именно, что какой бы гнев и нервозность ни теплились в душе, но силы чести, доброты и терпимости в итоге всё же должны превалировать. Силы, как никакие другие отображающие собой истинное человеческое начало, в свою очередь независящее от званий и наград, но тесно и горячо отожествляемое с эхом прошедших долгих испытаний и трудностей, закаляющих душу и сердце. Владиус прекрасно помнил это самое эхо, выражающееся общностью солдатских традиций и духом воинской дружбы, и посему, без всякой брезгливости взяв протянутый легионером бурдюк, осушил его до дна, мгновенно ощутив в душе настоящую гармонию! Простояв в мысленном преображении пусть и неполную, но такую чудесную дюжину сказочных мгновений,