Склейки. Наталья Лебедева

Данка, разглядывая ногти.

      – Не знаю, а что? – Лиза даже головы не поворачивает от монитора.

      – Я думаю: давайте поучаствуем.

      Надька коротко хмыкает, Данка задета.

      – А что, – говорит она, – мы хуже других? Вот сегодня – нормальный выпуск.

      – Говорящие головы, – шелестит Лиза. – Три заседалова подряд, ни одного живого человека.

      – Зато на двух – скандал. Оксанка, был на Законодательном скандал?

      – Был, – отвечаю я вяло. – Конечно, был.

      – Нарядный?

      – Нарядный. Орали здорово. Все.

      Мой голос тягуч и вял: мне кажется, что я и скандал с криками и стуком по председательскому микрофону – в разных плоскостях. Собрание со скандалом проплывает мимо меня в прозрачной замкнутой сфере, я слышу нервные звуки, вижу круги вибраций, а мой шар – иной, и плывет он в иную сторону. Кто-то пускает мыльные пузыри, я и собрание – искаженные отражения, раскрашенные ядовитыми цветами мыльных бликов.

      Девчонки делают вид, что пишут тексты. Я устало снимаю куртку. Кому какое дело до Тэфи? Данка обижено поводит плечами и уходит курить.

      – А почему не поучаствовать? Вдруг выиграем? – спрашиваю я и натыкаюсь на четыре пики: черные зрачки, два недовольных презрительных взгляда. – Все же работают так. Нет?

      – Нет, – Лиза печально качает головой. – Некоторые работают нормально. Но их мало.

      – И мы – нормально. Мы же выкладываемся, девчонки! Мы же стараемся!

      – Старания мало, – Лизин тихий голос удаляется, уходит внутрь нее. – Надо, чтобы кто-то кроме нас хотел, чтобы было хорошо. Данка, дирекция.

      – А разве им все равно? Разве они не хотят?

      – Нет, но у нас о "все равно" – разные понятия. Данке важно собрать выпуск "снаружи", чтобы сюжетов было больше трех, и чтобы хоть один был важным. Дирекции – чтобы губернатор остался доволен…

      – Но как же? Вот смотри: если у тебя есть сюжет, и есть возможность быстро, как попало, его написать и пойти домой, или придумать что-нибудь "этакое", что ты выберешь? Я же знаю, ты будешь сидеть до последнего, лишь бы вышло лучше, потому что тебе не все равно! Ты ведь так и делаешь, Лиз! И я так делаю! Вот помнишь мой сюжет про коров?..

      Лиза криво улыбается: я взвиваюсь от этой улыбки:

      – Я могла бы написать, как в пресс-релизе, про головы и литры. Но я постаралась сделать что-то интересное!

      Улыбка не стерта. Лиза странная, никак не могу ее понять.

      – Что, Лиза? Что?!

      – Оксан, я помню твоих коров, но…

      – Плохо? – что-то важное оседает во мне, как сугроб – за ночь февральской оттепели.

      – Плохо.

      – Почему? – задаю вопрос, сжав зубы. Я обижена и оскорблена, я раздавлена и уничтожена, но если не узнаю, в чем тут дело, если сделаю еще один сюжет, достойный лишь кривой улыбки – умру.

      – А почему – нет? – Лиза уже не улыбается, в чертах ее лица – крайнее напряжение, глаза прищурены, она вспоминает сюжет, хочет объяснить и помочь. –