На поле брани. Эпизоды и рассказы из первой половины нынешней войны. Георгий Северцев-Полилов

уже костер в Сербии, огонь разгорается, затрещали орудийные выстрелы, полилась кровь, нужно подготовить общественное мнение в Германии, натравить народ на русских, пусть газеты, вся пресса трубят о неблагодарности этих жалких славянских рабов, судьба которых быть навозом для тевтонского племени. Италия поможет; она крепкий щит на юге, отвлечет часть французской армии на себя. На Босфоре, в Константинополе, сидит Сандерс, он сумел подготовить Турцию…

      Англия… О, она не захочет вмешаться в войну, к чему ей тратить средства, рисковать своими владениями, она хорошо знает, насколько силен германский флот, а о небольших государствах говорить нечего. В Бельгии все подготовлено, германская армия пройдет свободным коридором через эту страну, восстание в Польше готово разразиться, в России тоже, в самом Петербурге идут уже рабочие беспорядки…

      Самый удобный момент, счастливая минута в моей жизни, наконец, я смету железным германским кулаком всех этих славян и французов, так хвастливо говорящих о реванше! Все больше и больше раскручивается клубок мыслей германского императора.

      Беспроволочный телеграф работает без остановки.

      Последняя депеша была направлена в Петербург к германскому посланнику. Содержание ее каждому известно…

      Так начался первый акт великой драмы человечества, благодаря горделивому безумию германского властелина.

      Вещее

      Познакомился я с ним в Иванову ночь.

      Все из нашего пансиона разбрелись, кто куда. Одни пошли на берег реки смотреть, как жгут смоляные бочки, другие направились в парк, к развалинам, – разумеется, – преимущественно женщины, поэтически настроенные, и в саду пансиона остался только я один. Убежала и прислуга.

      Я вошел в одну из маленьких беседок и убедился, что там имеется еще другое человеческое существо.

      В уголку, прижавшись к стенке, сидел старенький человечек и любовался на несколько десятков шкаликов, освещавших фронтон пансиона – незатейливая иллюминация нашего дома.

      Старик улыбался, на его изрезанном морщинами лице расплылось выражене удовольствия, выцветшие глазки были устремлены на мигающие огоньки, впавший рот сложился в улыбку.

      Я не стал мешать ему и удалился молча. Это был старик-садовник. Как его звали, мне не было известно. Говорили только, что ему более сотни лет, но для своего возраста он был достаточно бодр и подвижен.

      Замок Зегевольд

      О чем думал дед в эту минуту?

      Вспоминал ли он давно прошедшие времена, все радости невозвратной молодости, грезилось ли ему беззаботное детство, товарищи, веселые игры в эту полную таинственной прелести Иванову ночь, перелом лета… Кто знает?

      С тех пор я только еще раз видал старого садовника, когда он привязывал к колышкам разметанные ночным дождем в клумбе цветы. Он мне показался совсем ветхим старцем…

      Миновали июньские дни. Надвинулся удушливо жаркий июль. В лугах запахло ароматом скошенной травы, зашелестели колосья озимых