Знамя. Алан Уруджович

я серьёзно, очень сильно волевые и обязательные у тебя решения.

      – Стихотворец закатал язык и уткнулся, ибо ставит себя на моё место, – остро вонзил слова Шэйрэн, переведя взгляд на Рифаю. Девушка сжималась, окутавшись в плащ. – Возможно, что-то сделал, что-то, что не в силах простить себе, я прав, нажахиец?

      – А ты давно всё понял?

      – С самой первой встречи. Ты любишь свою родину, стих ей посветил, уверен не один, из всех произведений показал именно его, ты гордишься этим стихотворением. Но что-то стало поводом для твоего ухода. Ты наивно пытаешься строить из себя оптимиста и лишний раз не разговаривать на тему своего прошлого.

      – Я недооценил тебя, парень, да, я тоже немало дров наломал… И не хочу, чтоб другие повторяли те же ошибки.

      – Не строй из себя того, кем по сути не являешься, тебе глубоко насрать на проблемы чужих, как и мне, вот в этом мы с тобой схожи.

      – Да, ты прав, прав во всём, но я хотя бы жалею о том, что мне глубоко посрать на других, а ты?

      – Я нет, – резко и без каких-либо раздумий ответил Шэйрэн.

      – А что с Рифаей? Она души в тебе не чаяла. Такую красу упустишь? А что насчёт замужества? Учитывая твою грозность, тебя и предавать страшно.

      – Предать?

      – Ныне бабы очень легкомысленны, ты даже знать не будешь, как её трахал тот самый обычный знакомый. Вот поэтому бабёнку надобно в узде держать, да по крепче.

      – Дозволяй то, что дозволяешь себе. Будешь бегать налево и вести разгульный образ жизни, будет и она, станешь одеваться и вести себя как путана местная, станет и она. Твоя пассия – твоё отражение.

      – Дозволяй то что дозволяешь себе… Ты нечто, – улыбнулся Фаард, – доброй ночи, Шэйрэн.

      Тот не ответил. Всматриваясь в деревья Шэйрэн обхватил копьё, полетел наверх и повис в небе, рассматривая звезды. Тускло блекли огоньки небесных обитателей, миллиарды и сотни миллиардов себе подобных светлячков неустанно продолжают украдкой освещать красу чудес ночного мира.

      Проснулась Рифая от тернистой сухости в горле. Порыскав в рюкзаке, она нашла флягу с водой и жадно, большими глотками, влила в себя всё содержимое.

      Фаарда не было на месте, а Шэйрэн стоял у дерева и чем-то его ковырял. Рифая не хотела, чтобы этот ад повторялся, и легла обратно в надежде, что никто не заметил её пробуждения.

      – Продолжай лечить себя, – сказал Шэйрэн продолжая ковырять дерево, – немедля.

      Прошла неделя, Рифая всё так же тренировалась, Шэйрэн выжимал из неё всё без остатка, не сбавляя темпа, каждый день девушка падала от усталости, каждый день Фаард прогуливался по лесу и уже знал его как собственный двор. Они основали маленькое перевалочное место там, где ранее остановились, питались дичью, которую приносил Шэйрэн, у Рифаи был запас из разных круп, прихваченных прямиком из Усуара.

      Всякий раз после ежедневной вторичной тренировки Рифая становилась всё слабее и слабее, но умело фехтовать научилась. Спустя продолжительное время Рифая начала восстанавливаться, рано вставать и уже чувствовала