Александр и Роксана. Эрнест Тореханов

у царя не было интереса к возвеличиванию и поучению. Все тяготы и невзгоды, которые он проходил вместе со своими простыми сородичами, у всех на виду. Поэтому незначительные погрешности, происходящие в походе, в других великих делах, не могли запятнать обаяние Александра. Войско, не задумываясь, выполняло любые поручения главнокомандующего. В этом приподнятом духе македонская армия взяло направление на Египет. По дороге был город Газа. Город, как город. Не было никаких признаков того, что со стороны его может что-то угрожать. Войско, двигаясь стремительно, осилило свой путь. Уже не сказать было, что еще вчера оно едва вышло невредимым с жестокой сечи в Тире. Сам царь после побоища в Тире был уверен, что все поняли, что на сегодняшний день нет силы, способной остановить македонскую армию. Но не тут-то было. Втиснутая на пути в Египет Газа подготовилась к долгой войне, набрала достаточно продовольствия, возвела вокруг себя мощные укрепления и взъерошилась подобно ежу. Александр направил послов. Послы открыто сказали правителю Газы, что они ничем не лучше Тира.

      – Война покажет. Передайте Александру. Каким бы могущественным он ни был, он не пройдет Газу. Ему не суждено увидеть Египет.

      Александр приступил к делу… Газа упорно сражалась на протяжении пяти месяцев. Стены города были разрушены в нескольких местах. Город был утоплен в крови. То, что правитель Газы Батис был храбрым царем, вышедшим из народа, Александр узнал, когда тот болтался на виселице. Было то преступлением, или же скрытым коварством, как бы то ни было, он долго смотрел на бесстрашного словно лев Батиса, будто оправдываясь за свой неприятный поступок.

      Только после Газы Александр успокоился. Египет, приняв его за спасителя от персидского ига, избрал своим царем. Со стороны секретной службы приходили убедительные донесения о том, что и Вавилон, и Персеполь не окажут сопротивления. Но… Это – военный поход. Все может…

      VI

      Спитамен был царем, собравшим массагетов и распределившим зимовья и летние пастбища, весенние и осенние стойбища присоединившихся к нему семи племен. С тех пор и они вошли в число могущественных народов, их царь был признан другими царями, продолжая укреплять свою значительность. Но по количеству дворов массагеты едва доходили до половины соседнего царства Кангюй. Всего лишь триста тысяч семей. За кангюями на берегах семи рек располагались усуни, число семей которых превышало восемьсот тысяч. Это было действительно так.

      Спитамен любил слушать рассказы мудрых людей, изливавших из своих уст упоительные речи об истории своего народа и его родословной, начиная аж с Всевышнего Тенгри и Матери Умай. Так как он думал о том, с кем его народ должен дружить, а от кого держаться подальше. По словам тех устных историков и кангюи, и усуни, и массагеты переросли их предшественников гуннов и достигли такого состояния, когда они сами стали самостоятельными царствами. Союз