Словно мы злодеи. М. Л. Рио

пробормотал Джеймс.

      Мередит потянулась – с тихим многообещающим стоном – и оторвалась от дивана.

      – В постельку? – спросил Ричард.

      – Да. После того, что сказал Александр, всякая работа лишена смысла.

      Книги она так и оставила разбросанными на низком столике у камина, а рядом с ними пустой винный бокал с полумесяцем помады у ободка.

      – Доброй ночи, – сказала она, ни к кому не обращаясь. – Бог в помощь.

      Они вдвоем растворились в коридоре.

      Я потер глаза, которые уже горели от многочасового чтения. Рен швырнула книгу за спину, через голову, и я вздрогнул, когда та шлепнулась на диван рядом со мной.

      Рен: К черту всё.

      Александр: Вот это боевой дух.

      Рен: Просто прочту Изабеллу.

      Филиппа: Просто иди спать.

      Рен медленно встала, промаргивая отпечаток огня на сетчатке.

      – Наверное, всю ночь буду лежать и повторять монолог, – сказала она.

      – Пойдем покурим? – Александр (опять) допил виски и скручивал на столе косяк. – Может помочь расслабиться.

      – Нет, спасибо, – ответила Рен, выходя в коридор. – Спокойной ночи.

      – Как хочешь. – Александр зачесал волосы назад, воткнул косяк в угол рта. – Оливер?

      – Если я помогу тебе его скурить, завтра проснусь без голоса.

      – Пип?

      Филиппа подняла очки на темя и мягко откашлялась, пробуя горло.

      – Господи, как ты дурно на меня влияешь, – сказала она. – Ладно, давай.

      Он кивнул, уже на полпути из зала, руки в карманы. Я посмотрел им вслед, немного завидуя, потом снова привалился к подлокотнику дивана. Я пытался сосредоточиться на тексте, в котором было такое количество пометок, что он почти уже не читался.

      Перикл: Прощай, Антиохия! Я узнал,

      Что люди, не стыдящиеся дел

      Черней, чем ночь, из кожи лезут вон,

      Чтоб доступ к ним был свету прегражден.

      Виною порождается вина.

      Как дым с огнем, кровь с похотью дружна[6].

      Я вполголоса пробормотал последние две строки. Я знал их наизусть, знал уже не первый месяц, но меня все равно грыз страх забыть слово или фразу во время прослушивания. Я взглянул на Джеймса, сидевшего в другом конце зала, и спросил:

      – Ты никогда не думал, знал ли Шекспир эти монологи так же хорошо, как мы, хоть наполовину?

      Он отвлекся от того, что читал, поднял глаза и ответил:

      – Все время думаю.

      Я изобразил улыбку: меня хоть как-то поддержали.

      – Что ж, я сдаюсь. Так ничего и не сделал.

      Джеймс посмотрел на часы.

      – Я, по-моему, тоже.

      Я сполз с дивана и направился за Джеймсом по винтовой лестнице в нашу общую спальню – точно над библиотекой, верхнюю из трех комнат в каменной надстройке, которую обычно называли Башней. Раньше здесь был просто чердак, но в семидесятые паутину и хлам убрали, чтобы освободить место для новых студентов. Двадцать лет спустя здесь поселились мы с Джеймсом: две кровати с синими деллакеровскими покрывалами, два уродских старых шкафа и несколько разномастных

6

У. Шекспир. Перикл. Акт I, сцена 1. Перевод И. Мандельштама.