Одиночка. Маргарита Ронжина

супа расползлись по клеенке нежирными кляксами. В тарелке еще оставалось много, все, что было положено, и оставалось. Она не съела ни ложки. «Первый день?» – донеслось до Саши. Она помедлила, убедившись, что обращаются к ней и подтвердила, не поднимая головы:

      – Почти.

      А распевный голос продолжал:

      – Ничего, скоро станет полегче.

      Саша заторможенно повернулась к подсевшей справа соседке: ухоженная женщина лет тридцати, с кудрявыми волосами, маникюром, подведенными глазами, в аккуратном спортивном костюме не в цветастом халате

      Рыжая красавица приветливо, сочувственно улыбнулась. Спросила серьезно:

      – Сколько ребенку?

      – Одиннадцать дней.

      – Какой диагноз?

      – Я не запомнила.

      Рыжая кивнула.

      – В первый раз всегда так.

      Замолчали.

      Соседка с аппетитом ела тушеные овощи из лотка.

      надо есть, надо надо надо есть

      Саша насильно проглотила несколько ложек остывающего, но вполне съедобного супа. Чуть не вырвало. Машинально она схватилась за компот и поразилась этой жидкой одинаковости блюд. Соленое и сладкое. И то и то разбавленное.

      как ее жизнь

      – Вот ты где. – Напротив Саши села худенькая симпатичная девушка с малышкой на руках.

      – Катя, ну что? – переключилась рыжая и продолжила начатый ими когда-то разговор.

      – Добилась. – Та махнула свободной рукой и достала из пакета большой творожок. – Наконец-то сдвинулось. По итогам комиссии назначили операцию. Экстренно ищут место.

      – Может, третий операционный день на неделе поставят?

      – Да, хирург, не запомнила, как его зовут, должен решить.

      – Ну и хорошо, – улыбнулась рыжая, наблюдая, как малышка ест.

      – После всех проблем в нашем городе! – Катя закатила глаза и обратилась уже как будто к Саше, но не к Саше, а ко всем, кто мог их сейчас слышать, а целиком историю не знал. – Я сама пришла к неврологу, она меня обсмеяла. Но направление дала. С анализами случилась беда: то напутали в лаборатории, то не так взяли, то врач ушла в отпуск. А потом на приеме сказала вечное «а где же вы раньше были». Я аж дар речи потеряла!

      Катя говорила-говорила, но ребенка держала странно: не стоя и не сидя, а так, посередине, Саша не могла объяснить как.

      – Да, приходится пока так, – добродушно пояснила она. – Сидеть нельзя, стоять не может. Слава богу, опухоль в позвоночнике скоро вырежут. А то у меня уже рука отваливается. Восемь месяцев как-никак.

      – Ой, свою-то Машу в восемь месяцев я еле могла поднять, – воскликнула рыжая.

      восемь

      почему они засмеялись?

      – Ладно, девочки, пора отдыхать.

      Рыжая собрала свою посуду, энергично поднялась и чуть наклонилась к Саше:

      – Не бойся обращаться, здесь все свои. Поймут, поддержат, поделятся информацией. Если захочешь поговорить, я в первой палате. Приходи.

      – Спасибо, –