Несовершенные. Федерика Де Паолис

не успевал он рассеяться, как сверху появлялся новый.

      Анна ничего никому не рассказывала. Ее чудесный секрет не покидал пределов квартиры, из которой она часто, стоя у окна в простыне, наблюдала за Габриеле – как он играет, падает, плачет, смеется. Забирая его из садика, переживала: не чувствует ли он этот запах? Запретный, совершенно недвусмысленный и настолько заметный, что она старалась держаться от сына на расстоянии. Хавьер же исполнял свою роль с еще большим чувством, поднимал Гали в воздух и зарывался лицом в ее каштановые кудри. Глаз от дочки не отрывал – тех самых глаз, которые еще минуту назад прожигали ее, Анну, насквозь, а теперь вообще не глядели в ее сторону, словно она стала невидимкой. Но она не обижалась, все это даже возбуждало ее. Она ничего от него не хотела, кроме, пожалуй, еще одной встречи в неделю, утром или днем. Никаких прогулок, походов в ресторан или в кино, никаких серьезных отношений. Белая квартира – вот все, что ей было нужно.

      Она начала бегать в парке и больше так не убивалась над Наталией – о ней могла позаботиться Кора. Пообедав вместе с детьми, укладывала их и сама ложилась подремать, чувствуя себя обессиленной. Потом иногда вела их на прогулку.

      Наступил январь, подкрахмаленный заморозками. Дважды в неделю она водила детей в бассейн. Позволяла им часами просиживать перед телевизором, против которого еще несколько недель назад так боролась; теперь же она переметнулась на их сторону. С недавних пор детям разрешалось пользоваться айфоном. Возился с ним в основном Габриеле, утопая глазами в глубинах маленького экрана. Он набирал очки, выигрывал призы, Наталия же наблюдала, не осмеливаясь играть, ей хватало успехов брата. Вечера проходили в мыслях о Хавьере.

      Раз в неделю, по четвергам, она посещала занятия по кулинарии, проходившие в длинном, похожем на хлебную палочку металлическом строении неподалеку от вокзала. Этот курс подарил ей Гвидо. Туда она брала такси, а после урока он сам ее забирал, и они позволяли себе провести вечер вдвоем. Гвидо нравилась одна траттория в центре, славившаяся своей пастой карбонара. Анна знала ее прекрасно: с детства бывала там с Аттилио. И вот теперь муж занял место отца в углу справа от нее, на красном диванчике с венецианскими львами. За ужином говорили мало, она часто подолгу молчала, глядя в пространство, а Гвидо не пытался вернуть ее на землю. Они были рядом, но не вместе. Единственной темой разговора становилась овощная тарелка и курица на гриле.

      Скука пожирала ее жизнь. Гвидо не прикасался к ней с тех пор, как она забеременела Наталией. Первая беременность протекала тяжело, и едва он узнал о второй – стал избегать Анны. Как медик он, конечно, понимал, что такие предосторожности излишни, но заниматься с ней любовью не мог. Временами она думала, что это может быть физиологическое расстройство, а когда переставала в это верить, то просто плакала. Пыталась понять, перетерпеть: может, через месяц-другой все рассосется. Но они так и продолжали спать по краям кровати, накрывшись каждый своим одеялом. Когда Гвидо